Черные сапоги со стальными шпильками

Случилось это в небольшом южнороссийском городке в начале 1998 года. Мой друг Виктор оказался в больнице в реанимации, в бессознательном состоянии вследствие болевого шока и потери крови. Придя в себя, на все вопросы отвечал примерно, как тот киногерой: шел, поскользнулся, упал и т. д. И только отцу проговорился, что это случилось у любовницы.

Витькин отец попросил меня помочь. И вот мы нашли адрес…

Высокая, крупная, холеная и добротно «прикинутая» женщина. Хотя, на мой взгляд, уступает Витькиной жене во внешности. Да и вообще какая-то мужиковатая, к тому же явно старше Вити. Наш визит восприняла спокойно. Скучающим тоном рассказывает об их взаимоотношениях…

Да, она регулярно встречается с Виктором (рядом сидит и так же спокойно слушает его рассказ полураздетый парень еще моложе Вити). Нет-нет, не подумайте чего-то… никакие денежные отношения их не связывают: разве что Виктор принесет цветы или вино. Для большего возбуждения – обоюдного (и это она особо подчеркнула) – иногда она приковывает Виктору руки за спиной наручниками к ножке ванны и легонько хлещет плеткой (на стене висит коллекция кожаных хлыстов) и мягко давит ногами, обутыми в сапоги на шпильках…

В последний раз, конечно, неудачно получилось: выпили лишнего и плохо контролировали себя, и сапоги темные надела – не сразу заметила кровь. Мы можем, как говорится, ее покарать. Но… больше этим навредим Виктору.

И она разложила перед нами бумажки-ксерокопии. Вот витиевато изложенное объявление в газете: дама ищет раба для секса. Вот письменный отклик Виктора. Вот расписка Виктора, даже где-то заверенная, если с ним в этой квартире произойдет неприятность, просит никого не винить.

Скажу более: Витя, узнав о нашем визите, страшно разозлился: чего лезем, куда не надо… Ничего особенного – вышла промашка. Мы с его отцом, оказывается, темные-дремучие. Такой вид любви (если это слово здесь подходит) вообще распространен в Европе, США и даже Японии, где и научилась «эта».

Естественно, он с ней возобновил встречи, благо здоровье поправилось. Вот только в денежном плане… зарплата у Витьки маленькая, девяносто процентов дохода давали строительные шабашки, а он на них не ходит, так как продырявленная кисть руки долго не зарастает.

Я немало подивился такой разновидности любви, тем более Витьку всегда знал как волевого, спортивного парня. Но тут…

Но тут на меня издалека опрокинулись воспоминания…

Это случилось неожиданно, ярко ворвалось в мое сознание. Но потом быстро и забылось, как забывается хотя и яркий, кошмарный, но все же сон…

Год точно не помню – начало восьмидесятых. Точно помню дату: двадцать третье февраля. Погода для Москвы выдалась необычно теплая. Мы с лекций свалили поиграть в футбол. А где нам, взмыленным парням, потом ополоснуться? Была среди нас девчонка, тоже любительница футбола, Лена. Жила недалеко от студгородка в престижном, между прочим, доме. Вообще она была настолько «своим парнем», что мы забывали про ее пол. Были у нее довольно большие черные, очень живые глаза, точеный носик, нежный рот. Но это как-то не замечалось. Одета она была всегда в куртку и широкие брюки или мешковатые, хотя и фирменные, спортивные костюмы. На голове до самых глаз всегда натянута кепка или лыжная шапка, смотря по сезону. Да и походкой напоминала матроса, курсирующего между кораблем и кабаком… Играла она не только в футбол. Мне не раз доводилось видеть, как она играет в хоккей! Быстро и легко порхала по площадке, проскакивала сквозь больших, тяжелых защитников и забивала, иногда еще покуражившись над вратарем.

Впрочем, ни отличная учеба в институте, ни мягкий характер, ни успехи в неженских видах спорта, ни даже наличие обеспеченных родителей не повышали почему-то интереса к Лене со стороны потенциальных женихов. Это в нашем-то институте, с преобладанием мужского контингента!

Итак, предложение Лены все восприняли спокойно, признали конструктивным. Обе команды завалились к ней домой. Ребята торопливо помылись и разбежались. Я же увлекся разглядыванием спортивных иностранных журналов, сидя на широкой тахте. Лена поставила передо мной на столик богатый чайный прибор, вазу с печеньем и коробки с конфетами, какие не наблюдались в те годы в магазинах, и отправилась в ванную. Родителей не было – ушли на банкет по случаю Дня Советской Армии. Брат, известный спортсмен, находился за границей.

Когда дверь ванной открылась, из моих рук выпал журнал…

Мимо меня изящной походкой, едва касаясь пальцами ног пола, проскочила неизвестная миниатюрная красотуля, пахнув ароматом трав и еще чего-то ну очень приятного.

Она остановилась в дальнем углу комнаты и стала расчесывать перед трюмо черные влажные волосы. Короткий халатик почти полностью открывал стройные ножки.

Она тихо напевала, сама себе в зеркало что-то говорила, строила гримасы и пританцовывала. У меня аж дыхание перехватило. Усилием воли я пытался побороть смущение – и зря. Она меня абсолютно не замечала. Скакала и вертелась перед зеркалом все резвее и даже села на шпагат. Наконец обратила на меня внимание, но не так, как я ждал и хотел. А странным образом. Открыла большую коробку и вытащила новые черные сапоги с длинными, выше колен, голенищами, высокими и тонкими каблуками и острыми носами.

– Смотри, какие на шпильках и носках подковки: сделали на авиазаводе. Инструментальная сталь. Даже стекло царапает.

И принялась царапать. Но не стекло, а ноготь на большом пальце моей руки. Я перехватил кисть ее руки, чтобы продлить это чудесное соприкосновение. Но она выдернула руку, села на пол и принялась обуваться. Потом резво вскочила на ноги и гулкими грациозными шагами прошлась по комнате, опять повертелась перед зеркалом, вернулась ко мне.

От ее веселой улыбки, смешливо сморщенного носика я почувствовал себя значительно свободней и даже стал отпускать остроты, возможно, удачные. Продолжая так же весело улыбаться, Лена высоко подняла колено и вдруг ударила меня ногой сверху вниз. Я едва успел дернуть коленом в сторону, и каблук только чуть распорол штанину и едва коснулся моей кожи. Я быстро откатился к стене, но Лена успела ударить еще раз и поцарапать мне ступню. Потом легко вспрыгнула ногами на тахту и, широко шагнув, встала надо мной. Руками уперлась в стену и замахнулась для нового удара. Я пытался перехватить, но она быстро двигала ногой, целя каблуком мне то в лицо, то в грудь, то в пах. Краем глаза я видел ее улыбку с забавно сморщенным носиком. Наконец я резко толкнул локтем опорную ногу. Лена пошатнулась, а я в это время нейтрализовал ее «ударную» ногу – крепко схватил в свои руки.

Только сейчас я обнаружил, что на моей подруге нет трусов! Когда она дергала ногой, снизу было видно, как под треугольником черных курчавых волос что-то двигалось.

Я, не выпуская ее ногу, обеими руками резко крутанул, и Лена повалилась на меня. Я цепко обхватил ее руками и ногами. Ослабил объятия, только когда она прекратила вырываться. Я машинально погладил ее от шеи до ягодиц и почувствовал, как по ее телу в том же направлении прошла дрожь. Мы смотрели друг другу в глаза, упершись лбами. Чтоб лучше разглядеть ее лицо, мне даже пришлось отпрянуть назад. Она уже не улыбалась, брови были подняты в выражении обиды, рот чуть приоткрыт. Я тронул ее губы своими губами, и Лена ответила долгим страстным поцелуем: до боли вцепившись пальцами мне в волосы на затылке, притягивала к себе мою голову. Забросив на меня ногу, коленом надавливала на поясницу, а каблуком колола мне в бедро.

– Это что, твой любимый вид ласки? И единственный?

– Не единственный. Но… любимый.

Она выпустила волосы и провела ладонью у меня между ног.

Я расстегнул брюки и высвободил член из трусов. Он сам вошел головкой куда надо. В порыве страсти я поддал вперед. Он уперся во что-то (был ли это изгиб влагалища, или его дно, или же плева – я не понял). Лена ойкнула и отпрянула назад. Я опять вперед – она опять назад. Не в силах себя сдерживать, я обхватил ее руками и перебросил через себя, прижав спиной к стенке. Я снова поддал вперед. Лицо девушки исказилось гримасой боли. Она с силой толкнула ладонями меня в грудь и, проявив какую-то змеиную гибкость, подтянула колени себе под мышки и уперлась ступнями мне в живот. Ослаблял я давление, ослабляла и она. Если я усиливал, усиливала и она, для большей чувствительности еще поворачивая ступнями, ввинчивала каблуки мне в тело. Отрегулировав, таким образом, глубину погружения моего члена, она и сама теперь начала мелко двигать вперед-назад. Член входил только головкой, максимум наполовину. А мне хотелось на всю длину, чтобы упереться лобком. Я никак не мог сладить с миниатюрной, но гибкой и резкой подругой и все больше опасался ее резких движений ногами. Постепенно страстное желание уходило, сменялось апатией и слабостью. Я даже сделал попытку отодвинуться, но Лена уцепилась пальцами мне в плечи. Я смирился. Я провалился в забытье. Но Лена ногтями стискивала кожу на плечах, «давала шпоры» в живот. Вдруг она разжала пальцы.

– Ты не возражаешь, если я надену очки?

Я устало ответил, что не возражаю, если она еще наденет папину генеральскую шинель и дедушкину буденовку, а также может нацепить и шашку.

– Да нет, ты не понял. Без очков я не очень хорошо вижу зрачки твоих глаз. А я хочу все подробно видеть.

Надев очки, она легла на тахту, сама взяла рукой мой член, вставила куда надо и продолжила двигаться взад-вперед, не забыв руками вцепиться мне в плечи, а ногами упереться в живот. Эрекция у меня, как ни странно, все сохранялась, но остальным телом я совсем ослаб. Чувствительность уменьшалась. И хотя глаза мои были по-прежнему открыты, какая-то апатичная дрема вдруг навалилась на меня ни с того ни с сего. И я не стал ей противиться.

На какое время я забылся, трудно сказать. Открыв глаза, я обнаружил, что Лена находится примерно в таком же состоянии – пригрелась и спит. Я медленно вытащил руку из-под ее спины, потом высвободил другую из ее цепких пальцев. Осторожно снял ее ногу со своей спины. Крадучись вышел в прихожую, собрал грязные футбольные манатки и стремительно скатился с лестницы. Мне кажется, она все это чувствовала и видела, но не возражала:

Какое-то время, вспоминая ночами Лену, я страшно возбуждался.Но днем, завидя ее издалека, робел, отворачивался, делал вид, что не замечаю. А она не навязывалась. И постепенно, за десять лет, это забылось почти что совсем и ярко вспомнилось после описанного случая с Витей.

Надо же! Судьбе было угодно распорядиться далее по своему сценарию.

Через месяц после того нашего визита к его пассии (или фурии) я в толпе народа атаковал электричку Тула – Москва. В числе первых я вбежал в вагон, но сидячих мест уже не было, кое-кто уже ехал стоя. А мне очень надо было сесть, так как я запланировал перечитать служебные бумаги перед работой. Я сделал замечание одной даме:

– Лапочка, ваша сумка совсем обнаглевши. Ей все же легче стоять на полу, чем мне, не находите?

«Лапочка» не торопилась снимать сумку с сиденья, а уставилась на меня. Если бы не слишком профессорский вид (большие очки в толстой оправе, проседь в пышных волосах), ее можно было бы назвать красивой.

– Тебе, лапусик, может, еще дать свои очки или папину шинель и дедовскую шашку с буденовкой?

Лену я узнал только по голосу!

Вот так встреча! Я сел рядом, и мы принялись друг друга расспрашивать о жизни. У нас обнаружилось общее: она ехала от родственников будущего мужа из Тулы, а я – будущей жены из Подмосковья. А в остальном – все наоборот. У меня все было отлично, за исключением материальных проблем и сварливого характера будущей жены. Ее жених – большой начальник, бывший подчиненный ее отца. И его, и его семью знает с детства – и только с хорошей стороны. А больше всего Лена боится… первой брачной ночи.

И после этого признания она разрыдалась. Я долго ее успокаивал. Лена прислонилась щекой к моему плечу и уже спокойно и обстоятельно рассказала о себе.

С раннего детства она фанатично любила спорт, в тринадцать лет была одной из лучших в Москве по фигурному катанию в своем возрасте – и даже на прицеле у тренеров сборной. Они «сосватали» ее в пару. Тут и началось. Стала работать с партнером… Надо сосредоточиться и думать об исполнении фигур, а она от любого прикосновения партнера балдеет и страсть как хочется стиснуть его в объятиях, укусить, ущипнуть. Пока в зале – еще терпимо. А на людях совсем не может контролировать себя. Еще и острием конька хочется зацепить его по ноге или между. Какая тут работа…

Нет, ее не выгнали. Сменили за несколько дней несколько партнеров. Потом ей страшно стыдно стало, и она ушла сама.

Ее взяли в солидный танцевальный коллектив. Тут она сразу поставила условие: не хочу в пару, только солисткой. Худрук согласился. И все время соглашался и восхищался. Восхищался и волочился. В три раза старше, а за ней буквально ползал. И знал, как ее разогреть. После успешного концерта под видом одобрения и восхищения завел в уединенный уголок. И разогрел…

Она и не сопротивлялась, и даже не возражала. Но она так разогрелась, что худруку мало не показалось. Так он и не кончил, а сиганул в окно, как и я десять лет назад в дверь.

– Хорошо первый этаж, – вздохнула Лена. – А ведь влюблен был! И после этого случая я зареклась: буду обходиться только самоудовлетворением:

Собственно, весь дальнейший наш разговор вертелся вокруг одного: она не может к мужчинам относиться нормально. Видит – и нестерпимо хочется схватить за волосы, укусить, поцарапать ногтями, надавить каблуком: И чувствовать, как острая подковка ему в тело входит или в кость упирается.

– Конечно, это патология или вообще низость, мне стыдно за себя. Но я ничего с собой не могу сделать, не знаю, куда мне деться в этой жизни: Я и в науку пошла от безысходности, и кандидатскую защитила, и докторская готова… по металлообработке, черт бы ее побрал! Жених у меня хороший, не жалуюсь, любит. Но я ему сказала: постель – только после свадьбы. И хоть бы ее не было никогда… Ведь он ни о чем не подозревает.

Жених Лены встречал ее. Вызвался подвезти и меня. Как я понял, они очень хорошо друг к другу относятся. Он был женат, но бывшая жена оказалась бесплодной. Причина более чем серьезная для развода. А будет ли у него теперь счастье? А у Лены? Кто знает ответ на эти вопросы.