Домик в деревне

– Я тебе говорю, Леший, поезжай в деревню. Чего всё эти юга да юга! Жарища, дышать не-чем, смотреть тоже не на что:

– А в твоей деревне я, на что буду смотреть? – сопротивлялся я.

– Ты чего, брат, а природа!

– Чего «природа»?

– Да то природа! В двадцати метрах от дома – река. В ста – сосновый лес. До города пешком дойти можно. Там и магазины, и почта – всё, что душа пожелает. Захотел покемарить – пошёл покемарить. Искупаться – вот тебе великая русская река под боком. Воздух свежий – там у них был какой-то комбинат, так его закрыли на фиг. Благодать, одним словом. Никакие Сочи с прочи-ми Крымами и рядом не стояли. Бабки только просаживать. Не, не понимаю я тебя.

Откровенно говоря, мне эти вылазки на юг тоже порядком поднадоели. В прошлом году сду-ру сменил Кипр на Крым. Мне там категорически не понравилось, да плюс к этому некая Наташа из славного города Одесса «наградила» меня одной потешной болезнью. Потешная она со сторо-ны, а вот испытать на себе визиты в КВД, эта задумчивая очередь из таких же, как я «счастлив-цев», процедуры – только врагу такое и пожелаешь. Поэтому где-то с апреля я начал подумывать о том, куда податься этим летом. Вариантов было три: или санаторий, или опять таки юг, или загра-ница. Как-то в курилке зашел разговор о том, кто, куда собирается намылиться этим летом. И вот мой закадыка, Митяй и прицепился после этого ко мне со своей деревней. Сам он с летним отпус-ком в этом году пролетал, но клялся, что зимой потащится туда со своими лыжами. А потом сле-довала лекция, в которой Митя упирал на три, как ему казалось беспроигрышных аргумента: лес, река, чистый воздух. Так он обрабатывал меня около двух месяцев.

Как известно, вода камень точит, и каждый раз я сопротивлялся всё меньше и меньше. Оста-навливало меня только одно: всё-таки деревня – это вам совсем не Сочи, и далеко не Крым, куда летом слетаются со всего бывшего Союза, как бабочки на мёд, тысячи отпускников и отпускниц, чтобы как следует оттянуться. Оттяжка, в основном, сводится к беспорядочным половым сноше-ниям и немереным возлияниям. А в деревне порядки более патриархальные, там за эти хулиганст-ва можно и в таблище схлопотать в лучшем случае, а про худшее и думать не хочется. Монахом на 27 дней мне тоже становиться совсем не хотелось. Поэтому на этот раз я решил перевести раз-говор в нужное мне русло:

– Митяй, а как там с этим делом?

– С каким делом? – сначала Митя не понял, а потом лицо его просветлело, и он широко улыб-нулся – С этим самым, что ли? – и он сделал руками характерный жест.

– Ага, именно с этим самым.

– Всё с этим нормально. Я же туда два года подряд ездил. Похерил все заграничные курорты и наши всесоюзные здравницы на фиг. Выбор, конечно, не богатый. Количества не обещаю, но на качество нареканий не будет.

– А по подробнее.

– Всё на месте увидишь – и на лице у Митяя отразилась сложная гамма гримас: он начал за-говорщицки подмигивать, покачивать головой, всем своим видом показывая: «Старик, всё пуч-ком!». Не знаю, может, это меня убедило, а может то, что сроки поджимали, и надо было уже что-то решать.

– Ладно, поеду, погляжу, чем и как живёт русская деревня.

– Молодец, старик. Я тебе обещаю, что ты не пожалеешь! Завтра Таньке напишу.

– А вдруг там «Москва-Динамо»?

– Да нет, никаких проблем. Простая формальность. Надо предупредить.

* * * * *

Через полторы недели пришел ответ. Меня с нетерпением ждали, что несколько озадачива-ло, но тем интереснее. А ещё через недельку, я с сумкой за плечом и со спиннингом в руках убыл в свой законный отпуск с перрона Савеловского вокзала. Дорога не была особенно утомительной, несколько напряг автобус, куда набилось, как мне показалось половина электрички. Но постепен-но автобус освободился, я даже сел и с интересом принялся разглядывать проносящийся за окном пейзаж. Пейзаж, надо заметить, был тоскливый: стена леса, потом поле, потом опять лес. Вскоре эти невесёлые картинки стали утомлять, но тут, к счастью, мы приехали на конечную остановку. К этому моменту в автобусе остались я, колоритная дама – кондуктор, мама, тщетно пытающаяся объяснить своей дочке математическую задачку, дочка, которая посматривала на маму, как тот баран и время от времени выдувала пузырь из жевательной резинки, и старушка. Все мы выгрузи-лись и я, оценив ситуацию, решил спросить, как мне найти нужный мне дом у бабушки. Жизнен-ный опыт подсказывает, что нельзя спрашивать дорогу у очень занятых людей и у молодых. Это практически всегда дохлый номер. А вот пожилые, если они более-менее хорошо видят и так же слышат, и покажут, и расскажут, а может, и до места доведут. Так получилось и на этот раз. Ба-бушка, правда, оказалась несколько глуховата, но у меня была с собой бумага, на которой забот-ливый Митяй напечатал адрес. Бабуля пожевала губами (чистый Йода!) и махнула, приглашая ид-ти за ней. Я взял у неё сумку, и мы потихоньку пошли. Митяй действительно не обманул, через некоторое время лес расступился и вдалеке, искрясь и переливаясь на солнце, показалась широкая река. Здесь же начиналась и деревня. Вскоре моя провожатая остановилась:

– Я пришла. А ты, милок, ступай по этой улице, потом за магазином поверни налево и смотри номера на заборах.

– Спасибо, бабушка, – я отдал ей сумку и зашагал навстречу реке. Река была неслабая. На бе-регу, впритык друг к другу стояли гаражи, в которых местные аборигены хранили свои лодки. Часть из них покачивалась на волнах, пристёгнутая к буйкам. Место-то действительно было не-плохое. Магазин, правда, выглядел удручающе: старое, деревянное здание, помнившее, наверно, всех интервентов. От времени древесина почернела, и дело не спасали игривые голубые налични-ки. Внутри он соответствовал своему внешнему облику: полумрак, стены, выкрашенные серой краской и один прилавок. Плечом к плечу лежали плавленые сырки «Дружба» (когда-то мировой закусон), белый хлеб, черный хлеб, связка йогуртов и две воблы, судя по виду, ровесницы магази-на. Подняло настроение наличие в ассортименте нескольких сортов пива. Время здесь как будто остановилось ещё лет десять назад и с тех пор не двигалось.

Я приобрёл бутылочку, повернул налево и оглядел ближайшую калитку. На ней с трудом, но читался десятый номер. На бумаге у меня значился 23-й. Я зашагал по улице. На улице и у реки мне попадались играющие ребятишки. Около некоторых калиток восседали группки бабулек, оживленно обсуждавшие сюжетные линии какого-то сериала. Двухэтажные кирпичные монстры с английским газоном, и разными вариациями двухметровых заборов, вдруг сменялись покосивши-мися избушками. Последних было явное большинство, но кирпичные «танки» медленно наступа-ли, давая понять, как через несколько лет будет выглядеть это местечко. Пока я шел, мне при-шлось пару раз уворачиваться от запыленных бобиков-джипов, на скорости проносящихся по до-роге. Вот и последний дом. Дальше стояла стена соснового леса. С некоторым волнением я огля-дел и дом, и участок. Явно небогато, можно лучше, но самое главное, что можно и хуже. Я подо-шел к калитке и уставился на номер. На ржавой полоске железа трафаретом было выведено: 22. Посмотрел на номер. Потом моргнул, посмотрел ещё раз. От моего моргания двойка в тройку не превратилась. Я ещё раз огляделся по сторонам. Так, правильно: вот 21-й в зарослях крапивы, вот 22-й, а вот лес. 23-его не было. Я уже надумал закручиниться, но тут вспомнил о бабушке. На-правление-то она мне правильное указала, значит должен тут быть 23-й. Решив, что сначала по-смотрю сам, а потом в случае чего спрошу, я пошел к лесу. Сосновый бор надвигался на меня сте-ной и надежда, что под его сводами притаился искомый 23-й, таяла с каждым шагом.

Я достал мобильник, собираясь звякнуть Митяю и выяснить, чего тут за дела, но места во-круг были глухие, о чём трубка не замедлила сообщить. Убрал трубу и тут заметил, что забор 22-го закончился, заросли черемухи тоже, и в следующий момент я увидел калитку. Видимо в 23-ем не стали разбивать палисадник перед домом, как делали прочие, поэтому забор был отнесен вглубь метров на десять, дом стоял глубже, чем на других участках. С улицы его мешали увидеть заросли черемухи. У меня отлегло от сердца: дом есть. Как меня там примут? Кто там живёт? Как я не пытал Митяя, тот молчал как партизан, твердя одно: «Сам увидишь», – и добавлял: «Тебе по-нравится». Я вздохнул и пошел к калитке. Участок был ухоженный, почти близнец 22-го. Слева была посажена картошка, в которой копошилось некое создание, справа сад. Как меня учил Ми-тяй, я обратился к созданию: «Здравствуй, я от дяди Димы». Создание, оказавшееся на поверку девчушкой лет одиннадцати-двенадцати, посмотрело на меня и убежало в дом, вопя по дороге: «Мама, мама, тут от дяди Димы». Я переминался с ноги на ногу у калитки, тут дверь открылась и на пороге появилась женщина, обнимавшая то самое создание. Невысокая, видимо брюнетка, во-лосы покрашены в модный светлый цвет, но корни волос темные. Чуть полноватая, руки типичные для людей, которые не клацают целыми днями на компьютерах в офисах, а имеют дело с лопатой (хотя, справедливости ради, надо заметить, что и те, кто клацает, умудряются такие руки со вре-менем нагуливать). Приятное, миловидное лицо, глаза голубые, как те наличники и на щеках ямочки. Приятная дама, по первому впечатлению. Дама улыбнулась: «Здравствуйте!». И голос приятный, чуть с хрипотцой, отметил я. Если мы ещё без мужа или он у нас в отъезде – то вполне даже ничего.

– Здравтсвуйте, я от Димы. Он вам писал.

– Да, я догадалась. Проходите.

Я открыл калитку и пошел по дорожке к дому. Создание до времени, прятавшееся за спиной у мамы, постепенно высовывалось всё больше и больше и с любопытством принялось меня раз-глядывать. Я на ходу достал из сумки набор шоколадок и мехового Плуто, которые протянул дев-чушке. Митяй меня на этот случай тоже проинструктировал, сказав, что ребенок больше всего лю-бит дорогие шоколадки и меховые игрушки. Создание бросило взгляд на маму, взяла подарки, и пролепетало «спасибо».

– Вы Татьяна? – спросил я.

– А вы – Алексей? – вопросом ответила она, – Это Катя, – и она кивнула на разглядывающую гостинцы барышню. – Проходите в дом.

Мы поднялись по небольшой лестнице, которая упиралась в обитую дерматином дверь.На-лево уходил темный коридор, направо была ещё одна дверь, только поменьше. Татьяна подошла к ней, подняла руку, пошарила над дверью и достала ржавый ключ. Она открыла дверь, и мы вошли в светлую террасу. По одной стене в ряд стояли две кровати, причем одна была выше другой. Справа стоял здоровый кованый сундук, слева было окно в дом. Напротив одной их кроватей сто-ял небольшой столик. Обстановка была спартанская, но меня это вполне устраивало. Я поставил сумку на кровать и достал Димины сувениры. Как и положено Татьяна некоторое время поупира-лась, но я был настойчив и вскоре пузырь «Метаксы», конфетки с изображением великого компо-зитора и какая-то бижутерия оказались у неё в руках.

– Пойдемте, я вам дом покажу, – сказала Татьяна и жестом пригласила следовать за ней. Тем-ный коридор, оказывается, вёл на так называемый двор: огромное помещение, не уступающее по размерам дому, крытое крышей. Направо была лестница на чердак, за ней размещался гальюн, а чуть дальше – душ. Все это располагалось на площадке, от которой шла лестница вниз. Внизу стояли несколько шкафов, на стене висели сети, в углу стояли несколько весёл. Свет с трудом проникал сквозь небольшое грязное окошко, поэтому Татьяна почти сразу включила свет.

– Вот тут у нас все удобства. Тут чердак, – она показала на лестницу. Выключив свет, она по-вернулась и пошла обратно по тёмному коридору. Я с интересом посмотрел вокруг и пошел сле-дом. Татьяна открыла обитую дерматином дверь, и я следом за ней вошел в гостиную, которая од-новременно была и кухней. Слева была большая белая печь, напротив двери окно, а под ним стол. – Это наша кухня, Если есть какие-нибудь продукты – выкладывайте в холодильник. Ваши – две верхние полки, – сказала Татьяна (я про себя отметил, что такие нехилые кухни строят у нас в до-мах улучшенной планировки). Татьяна повернула направо. Тут напротив друг друга располагались две комнаты. – Тут я сплю, – она показала направо, – А тут Катя, – и она показала налево. – Ну, а это наша гостиная. Гостиная не уступала размерами кухне. В углу стоял телевизор, слева по стенке – большой диван, справа находился книжный шкаф. Комнатища была светлая и просторная. Я с меркантильным интересом посмотрел на книжные полки. Так и есть, вот он. На меня с фотогра-фии смотрел усатый молодой человек. Татьяна проследила за моим взглядом: – Это – отец Кати. Я уловил, что произнесено это было достаточно холодно. А потом «отец Кати», это всё-таки не «мой муж».

– Красиво тут у вас, – сказал я, осматриваясь, – Светло и просторно. Места много.

– Уж это муж постарался, – Татьяна подняла к лицу фартук и промокнула глаза, – Да вот толь-ко надорвался он. Один такую махину поднять. Я его уже пятый год, как схоронила.

Я несколько опешил, не зная, как на это реагировать: с одной стороны и мужа было жалко, с другой стороны наклёвывался вариант «весёлая вдова», а с третьей было сомнительно, чтобы у такой цветущей женщины не было друга или хахаля. Поглядим, как дальше будут события разви-ваться. Татьяна прервала мои рассуждения. – Ну, ладно. Пойдемте, я вам электрическую плитку дам. Она зашла к себе в спальню, а надо заметить, что дверей в её и Катину спальню не было. Вход преграждала только занавеска. Мельком я увидел, что окно из спальни Татьяны выходит на террасу. Широкая кровать, напротив ещё одна, в углу иконы – спальня, как спальня. Вскоре, я по-лучил одноконфорочную плитку, прослушал лекцию, что не надо включать плитку и кипятильник одновременно и получил приглашение заходить вечером, попить чайку. Это меня особенно обра-довало, за чаем, я собирался выяснить нужные мне подробности. Визит в город с целью разведать местные злачные места я решил отложить на следующий день, может и под боком что-нибудь вы-горит, а пока вернулся к себе, разобрал вещи, застелил постель и лёг вздремнуть.

Проснулся я около семи. А приблизительно через полчаса, сжимая под мышкой бутылочку коньячка и коркуновские конфеты, я пошёл на кухню. Тут я и понял, что такое ждать с нетерпе-нием: стол был уставлен едой, присутствовал и необходимый набор: «беленькая» и «красенькая» подпирали с боков шампусик. Да, Митяй нехилое лежбище нашёл, – отметил я про себя не без не-которой зависти. В углу, за столом сидела Татьяна. Она встала мне навстречу, поупиравшись для приличия взяла у меня джентльменский набор. Начали мы с чимпанского, потом принялись за коньячок, и где-то после второй рюмашки я почувствовал, что Татьяна «поплыла». Есть, конечно, у нас и впитые барышни, но моя визави к ним явно не относилась. Начался этот смех без причины, приглаживание волос и облизывание губ – в общем, как говорил Великий Комбинатор: «На лицо были все пошлые признаки влюбленности». Теперь важно было правильно и вовремя на’чать (как любил говаривать наш другой комбинатор). Но и начинать ничего не пришлось: с удивлением я обнаружил, что её нога под столом трётся о мою. Ну и прекрасно. Первый министр был прав: «Вы – привлекательны, я – чертовски привлекателен. Чего зря время терять?» И действительно, зачем терять время-то? Я аккуратно положил свою ладонь ей на ногу и стал, поглаживая, подниматься всё выше и выше. В первое мгновение лицо Антонины напряглось, но алкоголь сделал своё дело, тормоза были отпущены, и в следующее мгновение она опять заливисто рассмеялась. А моя рука продолжала своё путешествие и уже добралась до бедра, но тут Татьяна накрыла её своими ла-дошками, мешая дальнейшему исследованию. – А вот, кстати, несвежий анекдот, – сказал я и рас-сеянное внимание Тани с трудом, но сфокусировалось на мне. – Заходит в купе молодая девушка. А там уже сидит парень и интенсивно жует жвачку. Девушка на него смотрела-смотрела и гово-рит: – Можете мне сказки не рассказывать, я всё равно глухая. Татьяна засмеялась и закрыла лицо руками, а, я, улучив момент, забрался рукой ей под юбку и принялся вбуравливаться между ног. Придвинувшись вплотную к Тане, я тихонько дунул ей в ушко, чем вызвал ещё один приступ сме-ха и продолжил: – Девочка нашла в песочнице пистолет. Тут мимо идёт мент. Девочка ему кричит: – Дяденька милиционер, это не ваш пистолет? – Нет, девочка, не мой. Я свой потерял. Татьяна опять расхохоталась, а я тем временем положил руку ей на талию (благо, что она у неё ещё про-сматривалась). – Милиционер допрашивает пьяного мужика и записывает данные: – Фамилия? – Чья? – Имя? – Чьё? – Чья Чьё: Китаец что ли? Теперь Тоня запрокинула голову и откинулась мне на руку, выгнув спину. Я, пользуясь моментом, прекратил попытки раздвинуть ладонью её ноги и принялся за более доступные объекты, положив ладонь ей на грудь. Татьяна попыталась высвобо-диться, но я крепко держал её.

Пора было переходить к более решительным действиям. Лаская через ткань грудь, я привлек Таню к себе, чуть повернул её лицо и закрыл смеющийся рот поцелуем. С трудом, но мне удалось раскрыть её губы и проникнуть своим языком ей в рот. После этого, сопротивление Татьяны и до этого показное, прекратилось. Её рука обняла меня за шею, а вторая легла на спину. Мы слились в страстном поцелуе, работая языками и губами как ошалевшие. Но тут на беду, раздался звук бря-цающих ключей. В этот момент у меня было чувство, как будто меня в одно мгновение сдёрнули за ноги с неба на землю. Раскрасневшаяся Таня отстранилась от меня, спешно поправляя помятую одежду, а я отъехал на своё прежнее место. Успели мы как раз вовремя: только я закончил свой маневр, как дверь открылась и в комнату вошла Катя. Скорее всего, по нашему виду несложно бы-ло догадаться, что между нами произошло, но Катя, схватив со стола кусок колбасы и не слова не говоря, пошла к себе в комнату. Спальня её располагалась за стеной кухни, поэтому ни о каком продолжении так хорошо складывающегося вечера и речи быть не могло. Но, видимо мне удалось растормошить Таню, поэтому она была настроена, закончить начатое. Я взял её за руку, но она мне прошептала: – Не здесь. Катька уснет, и я к тебе приду. Конечно, ни о каком дальнейшем про-должении банкета и речи быть не могло: мы еще тяпнули пару раз, но мыслями и я, и Татьяна бы-ли уже в будущем. На часах было уже около одиннадцати, поучительные песни, типа «Ай-яй-яй, девчонка, где взяла такие ножки?» в спальне Кати смолкли, но свет ещё горел. Татьяна принялась мыть посуду, я убрал со стола оставшиеся продукты и подошел к ней сзади: – Я буду ждать, – шеп-нул я ей в ушко и сжал ладонями её роскошные ягодицы. Она чуть выгнулась навстречу: – Иди, я же сказала, что приду. Мои ладони, лаская её булки, переместились сначала на бедра, а потом по-путешествовали по бокам и встретились внизу живота. Таня прогнулась ещё сильнее и видимо почувствовала мой напрягшийся член. Я прижался к ней ещё сильнее: – Он тоже будет ждать, – и чмокнул её в шею. После этого, я отпустил её из своих объятий и, уходя, погрозил её пальцем. Она слабо улыбнулась.

* * * * *

Вернувшись на террасу, я первым делом умылся, переоделся в чистое бельё, чуть спрыснул-ся любимым «Demon»-ом, и положил под подушку ленту резинок. Находясь в полной готовности, я выключил большой свет, включил бра и лег на кровать. Из сумки был извлечен томик любимого С. Кинга, за чтением которого я и собирался скоротать время. Время от времени за стеной щелкал выключатель и в спальне Тани то зажигался, то гас свет. Я посмотрел на часы: Было уже около двенадцати, на улице было достаточно светло. Ожидание явно затягивалось. Минуты тянулись и растягивались. Казалось, что ленивая секундная стрелка движется медленнее, минутная перебира-ется с деления на деление с трудом, а часовая вообще умерла. Я был уверен, что прошла уйма времени. Но при взгляде на циферблат обнаруживал, что истекли какие-то десять минут. Сосредо-точиться на книге не удавалось: вместо живописных сцен пера мастера в мозгу прокручивались не менее живописные, которые произошли со мной пару часов назад. Свет в спальне Тани давно по-гас, дом затих, было только слышно, как за окном стрекочут сверчки.

Когда я уже совсем было, отчаялся, за стеной послышался какой-то шорох. Некоторое время спустя донесся звук открываемой двери, легкие шаги и входная дверь на террасу, чуть скрипнув, приоткрылась.Я слез с постели и пошел навстречу. Татьяна, в ночной рубашке и с наброшенным на плечи платком, проскользнула в комнату и, притворив дверь, закрыла её на замок. К этому мо-менту я подошел к ней вплотную, обнял её и крепко прижал к себе. – Никак эта коза не засыпала, – сквозь прерывистое дыхание прошептала она мне, обнимая за шею. Мне совсем в данный момент, не хотелось слушать ни о каких козах. Я покрыл поцелуями её лицо, потом поцеловал в шею. Татьяна сбросила платок, оставшись в одной ночнушке, и притянула мою голову к своему лицу. Секунду её затуманенные глаза смотрели на меня, а потом она приникла губами к моим губам. Насытившись, поцелуем, она чуть отодвинулась, я, переводя дыхание, мельком взглянул на ноч-нушку Тани, и принялся снимать её через голову. Татьяна послушно, как пленный немец, подняла руки, и с ночнушкой мы быстро справились. Как женщина практичная, понимая в какой блудняк она ввязалась, Таня не одела нижнего белья, что позволило мне, хоть и в потемках, но рассмотреть её. Она была хороша, причем той телесной красотой, которая со временем (конечно, до опреде-ленного предела) только прибавляет очарования. Я попеременно поцеловал и пососал её груди, почувствовав, как твердеют её соски и как под ласками её тело покрывается испариной. Как толь-ко я с трудом оторвался от её груди, Таня лобком прижалась к моему, рвущемуся сквозь ткань на волю члену. – Давай отпустим его на свободу, – лихорадочно прошептала она и опустилась на ко-лени. Сжимая его ладонью через ткань, она другой рукой погладила мой живот, и рывком дернула трусы вниз. Член взвился, почувствовав свободу и, чуть покачавшись, замер напротив её лица. Я поднял её, понимая, что минет мне пока ни к чему, взял Таню на руки и положил на кровать.

Она отодвинулась к стене, я прилег рядом и опять приник к её груди, потом поцелуями доб-рался до лица. – Мы по живому будем или так? – прошептал я ей в ухо и для наглядности показал ей патронташ презервативов. – Или так, – прошептала она. Вопросов больше не было. Таня раз-двинула ноги, а я занял «места, согласно купленным билетам», или иными словами расположился напротив заветных ворот. Чуть приподняв ноги Тани, я надавил телом и её лоно сначала неохот-но, сопротивляясь, приняло в себя мой член. Татьяна то ли вздохнула, то ли застонала и двинулась навстречу проникающему в неё копью. Но сопротивление было быстро сломлено, кольцо вагины плотно охватило мой член. Я начал совершать такие вроде бы одинаковые, но каждый раз такие разные движения. Член то проникал в вагину на всю длину, так, что яйца касались Таниной про-межности, медленно покидал влагалище, а потом резко возвращался на место. Я хотел узнать каж-дую складку этого лона, растянуть его, проникнуть во все его потайные места, чтобы вагина по-чувствовала мой член. Татьяна, покрывшаяся испариной и прерывисто дышавшая, привлекла меня к себе. – Вот так, – шептала она, когда член до упора погружался в её лоно, потом я выходил, а она тянулась за мной, видимо, боясь расстаться с чем-то дорогим и недавно обретенным. Она выгиба-лась мне навстречу, и тут следовал очередной удар. – Ещё, о господи, ещё, – молила она и я, от-кликаясь на призыв, опять погружался в тёплую и скользкую пучину. – О, сладкий мой, только не торопись, о-о-о: – её шепот переходил в стон, когда я проникал в неё, и она стремилась принять меня без остатка. Я высвободился из её объятий, встал на колени, притянув её за ноги, не выни-мая члена из вагины. Она с некоторым удивлением посмотрела на меня, как бы говоря: «Было же так хорошо, зачем всё это?» Но мне пришла в голову интересная мысль несколько разнообразить наши упражнения. Под её попу я положил подушку, одну ногу положил себе на плечо и одним резким ударом вогнал свой член. Татьяна вскрикнула и попыталась освободиться, но было позд-но: член уже приник к матке. Таня уперлась руками мне в грудь: – Мне: Мне так больно-о-о: Я наклонился к её уху и прошептал: – Боль – это любовь. Расслабься, – и, подтянув к плечу её другую ногу, я опять вогнал член, только на этот раз остановился, не доходя до матки. Пусть она запомнит эти ощущения, пройдет время и она захочет испытать эту сладкую боль снова. Таран матки сделал своё дело, и без того распаленная Татьяна была близка к оргазму. Я тоже подходил к вершине и перешел на быстрый ритм.

Если шеф в своё время долго домогался у Ури, где у советского Электроника кнопка, то где кнопка у близкой к оргазму женщины, искать не надо. Смазав большой палец слюной, я прижал его к выступающему над губами клитору, Таня дернулась, как от электрического заряда, задрожа-ла и ещё сильнее прижала мой палец своей рукой. Сделав два коротких удара, я опять проник на максимальную глубину, стремясь не задеть матку, остановился и изверг семя.

– Подожди, не выходи, я хочу его почувствовать – прошептала Таня и обняла меня за шею. Я повалился на неё, чувствуя, как с каждой секундой член покидает сила. – Меня уже давно так ни-кто не оттетеривал, – шептала она, поглаживая мои волосы. Зная цену всем этим утверждениям, я предпочёл промолчать. Перевернувшись на спину, я вытащил обмякший член из разгоряченного влагалища и принялся копить силы, которые, судя по развитию ситуации, мне вскоре понадобятся.

Партнерша была такого же мнения. Полежав несколько минут, она повернулась ко мне, по-терлась носом о мою щеку и промурлыкала: – А как насчет повторить? Собственно ответ мой ин-тересовал её постольку поскольку. Ладошка её очутилась на члене, ножку свою она перебросила через меня, давая понять, что я так просто не отделаюсь. Член откликнулся на ласку, на глазах приходя в боевую готовность. – Теперь ты давай, поработай, – сказал я Татьяне, наблюдавшей за эрекцией и, взяв за бока, потянул на себя. Таня с готовностью уселась на меня, сжимая член обеи-ми ладошками и потягивая его вверх. Положив руки ей на талию, я с удовольствием наблюдал, как эта кошечка выгибается под моим взглядом и исходит негой от сознания того, что несколькими минутами позже она насадится на крепнущий у неё в руках член.

Я согнул колени, Татьяна облокотилась на них спиной, потянула член и видимо, убедившись в достаточной твердости, чуть приподнялась и медленно, стремясь получить удовольствие от каж-дого миллиметра, погружавшегося в неё орудия, опустилась на него. На этот раз стенки вагины без сопротивления приняли в себя мой поршень. Таня откинула голову и сосредоточилась на ощущениях. Я тоже балдел, чувствуя, как вагина плотно обнимает мой член.

Но тут уже мне пришлось останавливать раздухарившуюся не на шутку Татьяну. Она, осво-ившись, взяла такой темп, что член шуровал в вагине как сумасшедший. На все призывы не спе-шить и не торопиться ответ был один: Татьяна с силой опускалась на член, замирала на несколько секунд, а потом, откинувшись назад, возвращалась к своей бешеной гонке. Видя, что эта фурия отпустила все возможные тормоза, я привлек её к себе и присосался к её груди. Татьяна всё равно продолжала извиваться, и тогда я пошёл на крайние меры: сосок, до того ласково облизываемый и обсасываемый губами, был чуть прикушен. Татьяна пришла в сознание, вскрикнула, и, судя по тому, как резко обмякло её, до этого напряженное тело, кончила. На несколько секунд она опять покинула наш многогрешный мир, а я не двигался, стараясь не разрушить её ощущения. Наконец, её дыхание восстановилось, в глазах появилась осмысленность.

– Слушай, ты вот как-нибудь отъедешь и не вернешься. Ты чего так кончаешь-то? – прошеп-тал я на ухо.

– Не знаю, если мне так хорошо, то у меня начисто всё отключается на какое-то время.

– Ну, ты вернулась или подождать пока?

– Ага, почти, – ответила она и вильнула бедрами.

– Почти – не считается, – шепнул я и сел. Так как Татьяна обнимала меня, она тоже села, лов-ко обняв меня ногами. – Если бы ты знал, – зашептала она, – Что это за кайф, чувствовать его в се-бе, – и она закрыла глаза и запрокинула голову. – А если бы ты знала, что это за кайф, чувствовать его в тебе, – ответил я. – Давай-ка, на секундочку расстыкуемся.

– Не хочу-у-у, – заныла Татьяна и опять задвигала бёдрами.

– Я же сказал, что ненадолго, – и я приподнял её.

– За это убивать надо. Хулиган, – и нехотя она слезла с члена. – У-у, какой хорошенький, – она ласково подрочила его и свернулась калачиком на кровати. Я встал с постели и взял с пола припа-сенную минералку. – Ты вот когда кончаешь – отъезжаешь, а мне после порки пить хочется.

– И ты ради этого кайф обломал?

– И ради этого тоже. Но в основном по другой причине, – я глотнул воды и немного полил член.

– Ты чего это делаешь? – Татьяна опять на время пришла в сознание и посмотрела на меня даже несколько настороженно.

– Дезинфекция, – строгим тоном сказал я и бросился на кровать. Татьяна взвизгнула, но увер-нуться не смогла. – Попалась! – торжествовал я. – Ой, я щекотки боюсь! – запищала Таня, пытаясь отбиться от меня. Хотя Татьяна была женщина не маленькая, а местами совсем даже наоборот, но мне легко удалось повернуть её спиной к себе, благо, что она прекрасно поняла, что я хочу сде-лать, да и алкоголь с потом видимо ещё не весь вышел. – Так, ноги на ширине плеч, – скомандовал я, и Татьяна послушно развела ноги. – Упор лежа, – продолжал я сыпать гимнастическими терми-нами.

– Это как? – повернула лицо ко мне Таня.

– Не знаю как на самом деле, а мне надо вот так, – и я согнул её руки. Татьяна с готовностью приподняла попу и чуть повиляла ей, видимо требуя немедленного начала зарядки. Я тоже не-сколько секунд созерцал коленопреклоненное и готовое к сношению тело, эти подрагивающие в нетерпении ягодицы, раскачивающиеся груди с напряженными сосками. Погладив ладное тело Татьяны по бокам, и несколько раз шлепнув её по пышной попе, я провёл членом по промежности и почувствовал, как напряглось её тело.

– Ну, что, ты хочешь меня, да? – спросил я.

– Да, – глухо ответила Таня.

– Что, да? Как ты меня хочешь? – ещё раз спросил я и, чуть надавив, провел членом от ануса до входа в вагину. Татьяна, почувствовав член, попыталась насадиться на него, но я ушел наверх и принялся водить членом по серому колечку ануса.

– Лёш, ну трахни же меня. Я же с ума схожу. – Я шлепнул её по попе сильнее, и Татьяна дер-нулась от неожиданности.– Как тебя трахнуть? Сильно или слабо?

– Сильно. СИЛЬНО, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОБЕРИ. НУ, ВЫЕБИ ЖЕ МЕНЯ, В КОНЦЕ КОНЦОВ.

И я одним махом вошел в разработанную за ночь вагину. Уже продвигаясь по влагалищу, я ещё больше напряг член, он чуть увеличился в размерах и поза «зю» сыграла с Таней злую шутку: член опять уперся в матку, но только теперь было бесполезно просить о пощаде. Я загонял свой член внутрь, то, чуть приподнимаясь и надавливая на переднюю стенку влагалища, а то буравил заднюю стенку, жалея, что анус Татьяны пуст. Она стоически переносила эту порку, может оттого, что просто терпела, а может потому, что перешла тот порог, где заканчивается боль и начинается наслаждение.

Долго так продолжаться не могло и вскоре, я почувствовал, как семя начало своё движение. Ещё раз, надавив на матку, я вынул член из горячей вагины и излил сперму на ягодицы Татьяны. Она протяжно застонала и повалилась на бок, поглаживая вульву и как бы проверяя, на месте ли она. Я тоже в изнеможении упал на спину:

– Аллес гемахт, – произнес я.

– Гитлер – капут, – мурлыкнула Татьяна.

* * * *