Несчастная мать

- Мама... - хнычет сын. - Ма-ам. Марина не отвечает. Тихо. Холодно. Мам! - совсем жалобно. - Холодно! Мам!
Отстань! - сказано отрывисто, но твердости в голосе нет. Значит, можно канючить дальше. Мам... Замерзаю. Ну, можно? Мамочка! Ну, мама! Просьба простая, как полотенце. И почему, собственно, она отказывает, Марина ясно не представляет. Прежде, вплоть до прошлой зимы, они в холодные сырые ночи обычно спали вдвоем и, согревая друг друга, спасались от квартирной стужи, когда за окном было минус тридцать, а дома - не выше десяти. Холод проникал всюду, только под одеялом было тепло и уютно. Сын посапывал рядом так спокойно и мирно, что, казалось, никакие зимы нипочем. И плевали они на тех поганых строителей, которые забыли проложить утеплитель и навесили такие вшивенькие плоские обогреватели. а себя натягивалось все теплое в доме и к середине ночи часть приходилось сбрасывать, ибо становилось жарко до дурноты. Мам... Ма... Ну, мам... - у Игоря стучат зубы, голос прерывается. Действительно замерз, да и ей холодно, однако неосознанно, не отдавая отчета, Марина боится! Туманным видением встает вчерашняя картина, когда она случайно осознала, что сын уже совсем взрослый, и невольно дала повод для появления дурных мыслей в его голове. Случилось, что она, даже не обратив внимания на шум воды, вошла в ванную с ворохом грязного белья, которое до стирки хранили в стиральной машине. Краем глаза увидела стоящего под душем четырнадцатилетнего акселерата и остановилась. Высокий, статный, похожий на скульптуру, стоял он, и смуглая кожа бронзово проглядывала сквозь струйки воды. А внизу живота, там, где у мужчин находится их мужское начало или мужской конец, торчал не какой-то там детский крючок, а великолепно развитый, полу напряженный, размером крупнее, чем у ее бывшего мужа, гладкий и ровный, как палка, настоящий, живой половой член. Он воспринимался настолько ярко, был так мужественно выставлен вперед с выделяющейся под кожей головкой, еще по-юношески почти закрытой, с большими темными яйцами, висящими под ним, что взгляд отвести было совершенно невозможно... Кожа, стягивающая головку, открывалась отверстием, как бы подсматривающим снизу вверх, в глубине которого розовело нежное, теплое, слегка затемненное тело. Страстное желание взять в руки, поласкать, натянуть кожу, раскрыть головку, чтобы полюбоваться нежной розовой внутренностью, может, даже поцеловать - захватило ее. Не в силах отвести взгляда, она сделала шаг, и вода, попавшая на руку, вдруг привела ее в чувство. Подняв отяжелевшие веки, она поймала взгляд Игоря и отступила. Он смотрел на нее молча, взглядом мужчины, который уже знает, что он хочет. И вот сейчас... Мам... ну, можно? Отстань! А в мозгу проносится: "А почему? у, что тут плохого, он же еще ребенок. Может быть, просто показалось? у и что, что ему четырнадцать? Ума-то у него что у козла! Он-то ничего не подозревает, а я... Боюсь самое себя! Ему действительно холодно, а скулит оттого, что замерз. Господи, ну что это я?.." В голове чередой возникают затуманенные видения: ее свадьба, муж, его ласки, грубые сильные руки, его настырность и ненасытность, напор и нежность, поцелуи, которыми он покрывал ее всю до последнего местечка. Его шоколадная и совсем не безобразная кожа, правильные черты лица и несколько толстоватые губы африканца. Его восхитительное мужское начало, которое она могла ласкать часами. Восемь... десять раз за ночь. И так - три года их совместной жизни. Какими счастливыми были для нее эти годы! Если бы не водка, что связала Махмуда по рукам и ногам под конец их супружества, то, возможно, до сих пор все было бы хорошо... Она познакомилась с ним случайно на танцах, вначале испугалась, когда он пригласил ее, но потом его улыбка, деликатность и, главное, нежность, с какой он обращался с ней, начисто развеяли ее испуг и сомнения - и ее, и родителей, и то, что он из "развивающейся страны", и то, что он черный. Спустя несколько дней она уже была у него в общежитии, а по прошествии нескольких месяцев они вынуждены были пожениться. Появился Игорь. Марина около года жила на его родине, познакомилась с жизнью и бытом его многочисленных родственников, но все же вынуждена была с ним разойтись. Спустя год после развода узнала она от общих знакомых о трагической гибели Махмуда, трагической и прозаической в основе: выпил спирт, но не тот, который можно было пить. За десять прошедших с тех пор лет были у нее мужчины, даже замужем она была, правда, недолго, было много связей, но все кратковременно, несерьезно, и последние два года жила она совсем одиноко и скучно, в мечтах ожидая если и не принца из сказки, то хотя бы хозяина, и даже не столько мужа, сколько друга - мужчину... Природа наделила ее приятной внешностью, пухленькой, аппетитной попкой и темпераментом, скрыть который ей подчас удавалось с трудом. Заводилась она легко и остановиться уже не могла, закрыв глаза, неслась навстречу желанию, полностью отдаваясь чувству. И вот в тридцать пять лет, в самом расцвете, когда, кажется, отдалась бы первому встречному, быть соломенной вдовой, иметь спираль, но не иметь сношений - это было жестоко! ... Первое время после разрыва с мужем часто и подолгу занималась мастурбацией. Это приносило кратковременное облегчение. Мужчину хотелось, но уже не так сильно. Однако со временем стала замечать, что усилились головные боли, и, что самое главное, как-то ночью почувствовала, что разбудила Игоря, и тот лежит в тревожном ожидании. Она во время самомассажа переставала что-либо соображать, а сильнейший оргазм выгибал и крутил ее так, что кровать стонала. Когда было не так холодно и сын находился в другой комнате, с этим можно было мириться, но зимой она брала Игоря к себе, в самое теплое помещение. Приходилось производить манипуляции с осторожностью, однако иногда она забывалась. И вот в одну из таких ночей, после акта, она и догадалась, что сын не спит... Стала мастурбировать меньше, в основном днем, когда Игорь был в школе, по ночам редко, только когда было невмоготу. А также летом, отправив юного пионера в лагерь. Она давала себе волю, ходила усталая, разбитая, но умиротворенная. Попробовала как-то лесбийскую любовь, но особых чувств не испытала, робела во время близости и решила не продолжать. Так и жила одними ожиданиями... Мам... - шепотом. И не дождавшись ответа - шлеп, шлеп, шлеп... В темноте невидимый, маленький, свой... Юркнул под одеяло, затрепыхался немного и затих, сжавшись в комочек, лишь изредка судорожно вздрагивая и потихоньку хлюпая носом. "Действительно, чего уж?" - подумала Марина, проводя рукой по курчавой, жесткой голове сына, подоткнула одеяло и почти сразу же уснула. Пробудилась она не сразу, в несколько приемов от беспокоящего, тупого давления внизу живота. Прямо в лобок, туда, в мягкие части надавливало настойчиво и ритмично что-то мягкое и упругое. До боли знакомые и почти забытые толчки следовали один за другим, точно так же, как когда-то толкал ее Махмуд, если вдруг среди ночи у него появлялось желание. Еще не проснувшись, сквозь дрему, она поспешно приподняла свободную ногу и тазом подалась вперед навстречу желанному напору. Почти тотчас мягкое и большое, с силой раздвинув ее половые губы, устремилось вглубь и внезапно дрогнув, выбросило поток скользкой и теплой жидкости, по которой, как по маслу, прошло дальше между ног и, скользнув по клитору, скрылось во влагалище. Там, продолжая дергаться и бесноваться, извергая все новые и новые порции раскаленной спермы, вызвало ответную реакцию, когда Маринино еще заторможенное сознание заволокло туманом, и оргазм, давно уже не наступавший, потряс ее так, что она застонала. Смутно понимая, что происходит что-то несуразное, что-то ошибочное, но не в силах прервать действие, вызвавшее такое содрогание, она несколько раз надвинулась на большое теплое тело и с последним движением пришла в себя. Уже окончательно проснувшись, но еще притуплено, представила все последствия свершившегося сношения, всю глубину порочного акта и содрогнулась от ужаса! Господи! Игорь! Игорь! Проснись! - она трясла его за плечо, быстро отодвигаясь и сбрасывая одеяло. - Посмотри, что ты наделал! Вставай сейчас же! Скользкий мокрый член выскользнул из ее промежности, и уже трудно было понять, что же произошло... А? Что?.. - сонно тянул Игорь. - Ты что, мам?.. Иди к себе! Быстро! - почти заплакала Марина, и он послушно перебежал на свою кровать. Господи! Какой ужас! - шептала женщина и, набросив халат, скрылась в ванной. Ни утром, ни в последующие дни оба не вспоминали о ночном инциденте. Игорь был уверен, что обмочился ночью. Ну, описался, так описался, - утвердила Марина и в подробности не вдавалась. Сама же успокоилась и даже нашла некоторое оправдание. Ну и что с того, что так случилось? - думала она. Египетские фараоны часто жили со своими детьми... Правда, потомство имели хилое. Ну и что? Она же не собирается рожать. У нее есть защита, абсолютно надежная, поставленная давно и еще действующая. Внутриматочное средство, попросту говоря, спираль, не дает попасть ей ни от кого, и от Игоря тоже, так что и беспокоиться не о чем! Но на душе скребли кошки, а возникающие воспоминания, когда Игорь попадался ей на глаза, и пережитый оргазм не давали покоя. И мужчину ей после всего хотелось особенно сильно. Она, как могла, подавляла эти желания, но на улице при взгляде на мужиков ее бросало в жар. Хотя дни еще были холодными, мороз уже отпустил. Дома стало теплее. Монотонность текущих дней ничем не нарушалась. Марина возвращалась с работы и долго возилась по хозяйству, умышленно задерживаясь на кухне, чтобы Игорь успел заснуть. Прошла неделя. В субботу вечером опять похолодало. Прибрав посуду, отправила Игоря спать, а сама присела заштопать дыры на старом белье. Увлеклась и когда спохватилась, была половина первого. Во время штопки отмахнулась от Игоря, опять заканючившего из спальни: Мам, можно к тебе? Только посмей! - отрезала решительно. Но злости не было. Голос прозвучал равнодушно. Больше вопросов не поступало. Она сосредоточенно орудовала иголкой, опять отвлеклась и, только появившись в спальне, увидела Игоря в своей кровати. Тьфу, черт какой! - выругалась с досады. Лечь в кровать Игоря значило целый последующий день ходить разбитой, невыспавшейся, с головной болью. Кровать была узкой и неудобной. И не было гарантии, что Игорь ночью не вернется к себе. "Дам ему по морде, если что! - решила она. - Завтра же выставлю кровать в столовую. Придется поступиться красотой и удобствами, а то неизвестно, что может случиться! Ну и кавардак наступит в квартире!" Попыталась разбудить, но, зная по опыту бесплодность этой попытки, тихо легла рядом, повернувшись к нему спиной. Подтянув сзади подол своей рубашки, зажав его между ног, на всякий случай, свернувшись калачиком, она скоро уснула... Чистый, прозрачный воздух. Жарко. Пахнет цветами, травой. Вдали горы и ясная синева неба. Маки - такие яркие, что кружится голова. Она жадно втягивает ноздрями аромат поля, помахивает головой, отчего волосы разлетаются в стороны. Чуть в отдалении табун лошадей. Неторопливо обмахиваясь хвостами, они пасутся, передвигаясь в ее сторону. Серый, в яблоках жеребец, горделиво переступающий на стройных ногах, косит глазом. Время от времени он вытягивает шею, выпрямляется, внимательно оглядывая поле и пасущихся лошадей. Марине ужасно хочется туда, к ним, хочется быть рядом с этим сильным, стройным красавцем... Желание заполняет ее, напрягаются мышцы, и спина непроизвольно изгибается... Переступая в танце, она вдруг ощущает себя лошадью - кобылицей, и страсть отдаться красавцу жеребцу, почувствовать его рядом, потереться о его могучее плечо овладевает ею. Жеребец уже заметил новую подругу и широкой, размашистой рысью пошел на сближение. Марина рвется навстречу, но невероятная робость тотчас сковывает ее движения. Останавливается и, когда жеребец почти касается ее, вдруг резким поворотом отбегает, и по широкой дуге они мчатся, рассекая грудью воздух, жадно вдыхая аромат трав... Она слышит за собой свистящее, сильное дыхание, косит глазом и вдруг замечает под брюхом жеребца упругую черную палку, тяжело раскачивающуюся в такт его бега. Марина сбавляет ход, и жеребец приближается вплотную, осторожно прихватывает зубами ее гриву. Прикосновение нежное и властное. Желание горячей волной растекается по спине и обостряется внизу живота. Она останавливается, и вот уже тяжелый, сильный конь нависает над нею. Странно, но тяжести нет, есть только прикосновение - приятное, идущее откуда-то изнутри, теплом разливающееся по членам. Сильное, щекочущее наваждение вдавливается в нее сзади, она не противится этому вторжению, шире расставляет ноги и, уже ощущая внутри живота тупое и нежное движение, сильнее упирается в землю, изгибая спину, поддает задом, и большой великолепный орган входит в нее целиком, она даже ощущает прижавшиеся к ляжкам яйца, которые бьют ее упруго и мягко... Жеребец слегка отодвигается, она приседает, сжимает влагалище, вскидывает голову и, потрясая ею, разбрызгивает каскад густых волос... Вздыбленный конь вновь всовывается в ее лоно, и это так восхитительно, что она смеется, кричит и зубами старается ухватить его за шею. Сверху слышится ржание, и в живот ей бьет тугая струя. Она неистовствует, восторженно воспринимая это слияние, жадно поглощая животворную жидкость, громко кричит и... просыпается от этого крика. Оргазм еще длится... Горячее инородное тело находится в ее животе. Она задом плотно прижимается к нему и отпускает, вновь жмется в агонии и, наконец, затихает... Слышно тяжелое дыхание за спиной, здоровый упругий член, всаженный до основания, распирает ее снизу. Ощущение сладкое и удивительное по новизне не покидает ее. Она плотно прижимается задом, затем медленно отодвигается, так медленно, что успевает еще пару раз судорожно вздрогнуть, рукой нащупывает увесистые яйца и сжимает пальцами основание уже обмякшего, толстого полена. Ощущая его тяжесть, неторопливо вытаскивает, и, вывалившись, он повисает в ее ладони. "Опять, стервец, опять!" - думает она безучастно. "Что же дальше будет?.. Вот и дала... Только не по морде". Безразличие овладевает ею. Она поворачивает руку, и член тяжело скатывается вниз. Мокрой ладонью находит подол рубашки: он совсем задрался на спину и, чтобы затолкать его вновь между ног, приходится приподняться на руке. Молча встает. Ругаться, драться, что-то предпринимать нет сил и никакого желания. Единственное, на что хватает энергии, - добрести до туалета. Следующие два дня прошли в напряжении. Марина молчала, отягощенная возникшими чувствами. Игорь удрученно переживал свою вину и старался казаться незаметным. Несколько раз он подходил к Марине, неуклюже касался ее руки, однажды как-то нечаянно прикоснулся к ее бедру - нежно и доверительно. Марине в эти минуты до боли хотелось прижаться к нему, обнять эту глупую, курчавую голову, надавать шлепков и приласкать ушибленное место. Отчаяние и ужас от совершившегося отошли, в душе осталось только напряжение, ожидание чего-то смутно-тревожного, что поднималось снизу от колен, проходило по животу, захватывало грудь и, отпуская, растекалось по всему телу, как только Игорь возникал перед нею. Внезапная робость сводила члены, и Марина вздрагивала, а Игорь принимал эту дрожь за выражение отвращения и быстро отходил. Его поведение, характер изменились к лучшему, дома теперь всегда был порядок, помойное ведро, прежде стоявшее до третьего напоминания, выносилось два раза в день. Бутылки, ожидающие сдачи в углу за кухонным столиком уже около года, вдруг исчезли, а как-то вернувшись с работы, Марина обнаружила букет ярких тюльпанов, невесть как появившихся среди зимы. В дневнике вдруг появились две пятерки подряд, чего еще в жизни не бывало. Уроки теперь выполнялись без напоминаний и нервотрепки. Даже горячо любимый мотокружок частенько теперь приносился в жертву различным домашним поручениям... Изредка с утра, когда Марина отпрашивалась у начальника, чтобы прийти на работу позже, ей удавалось хоть немного избавляться от напряжения. Утром Игорь был в школе, и можно было, хоть и в спешке, заняться собой. Но это случалось очень редко, так что ситуация стала критической. Марину все время мучил вопрос: что же будет дальше? Она металась в растерянности: с одной стороны она осознавала трагизм связи, с другой - находила обстоятельства, оправдывающие ее состояние. Собственно не она же к этому стремилась, а Игорь, он добивался своего помимо ее воли. Можно было представить, с какой тщательностью, как ловко была вытащена ночная рубашка, с какой настойчивостью и как ловко затолкал он свой член, терпеливо держал его внутри, как осторожно двигал его там, пока не стал биться и дергаться и пока она не проснулась. Можно только предполагать, какой неистовый темперамент, какое ненасытное желание, какая стихия таятся в его негритянском организме! От этой мысли ее глаза заволакивало туманом, комната начинала кружиться, казалось, что она падает навзничь... Она невольно протягивала вперед руки, опиралась о стенку и замирала. Через некоторое время сознание прояснялось, но все равно соображала она туго и все помыслы ее сводились к одному, сладостно и однообразно... Спустя две недели вечером, собираясь ложиться спать, Марина долго прибирала кухню. По каким-то незаметным признакам, по веянию воздуха в квартире, по тону, настроению, тембру голоса Игоря и еще черт знает почему она ожидала: сегодня должно что-то случиться. Ей и не хотелось и одновременно сладость неизбежного сдавливала низ живота и поднималась выше, остро заканчиваясь в грудных сосках. Она намеренно тянула и, когда все уже было переделано, тихо пошла к себе. Игорь уже давно был выселен из ее комнаты в столовую. Взгляд, брошенный в полумраке на его постель, подтвердил ее предположения. Кровать была пуста. Игорь полулежал поверх одеяла у нее. Подсунутая под спину подушка оттеняла его смуглое обнаженное тело. Лежал он поперек кровати, сдвинув колени, и в ложбинке между ног - она сразу уперлась туда глазами - темнел толстый, прямой и, видимо, уже упругий детородный орган. Голова ее пошла кругом. Она медленно опустилась на колени, взяла в руки теплый тяжелый член и прильнула к нему губами. Ее язык обежал складку кожи, проник внутрь и завертелся, играя вокруг натянутой, как струна, уздечки. Теплый, дрожащий предмет в ее ладонях увеличивался в размерах, подталкивал ее голову вверх. Она чуть приоткрыла рот, и вот уже всосанный внутрь мускул заполнил полностью все пространство. Продолжая подсасывать и обжимать снизу языком, она потянула снаружи пальцами, притягивая к основанию, и, волной отходя назад, кожа обнажила головку, мягкую и одновременно упругую, толстую, горячую, пульсирующую напряженно, как туго накачанный мяч. Она ослабила натяжение. Кожа подалась вперед, и вот опять в руках оказалась мягкая, скользкая мышца. Вновь натянула и всосала уже раздувшуюся головку. Скользкая и тугая, она проникла сквозь губы и, сладострастно вздрагивая, прижатая языком, ритмично твердела и опадала. Наконец, когда она в очередной раз залупила член, раскаленная струя чуть солоноватой спермы ударила ей в гортань. Слегка поперхнувшись, она неистово вбирала содержимое, толчками выдаваемое из отверстия набухшего конца, действуя бессознательно, не думая, не понимая и только чувствуя истечение влаги уже из себя, ягодицами и промежностью ощущая, как растекается она в трусах, липко приставших к бедрам. Она долго мылась... Струя воды мягко стекала между лопаток, текла дальше и по желобку между ягодиц скатывалась вниз. Совершенно мокрые трусы она сбросила сразу же у входа, и они будоражили в памяти пережитые минуты. Хотя какое-то подобие оргазма у нее было, разрядки не наступило, и сейчас весь низ живота, все пространство между ногами воспаленно и чрезвычайно чувствительно ныло. При малейшем прикосновении зуд распространялся по всему телу, она дергалась и замирала. Пустила холодную воду, но это не помогло, только продрогла. Спасаясь от озноба поддала горячей, и все началось снова. Как никогда, до боли, ей нужен был мужчина, любой, хоть кричи "Караул!". Она все еще отчаянно сопротивлялась, уже понимая, что ничего с собой не поделаешь. Откуда-то издалека пришла полуспасительная мысль, что как-нибудь обойдется, потом другая - пропади все пропадом! Дикая, слепая сила сгибала, крушила ее волю, судорогой пробегала по всем мышцам ее раскаленного тела, заставляя дергаться коленями, руками, кончиками пальцев. Она мелко дрожала, и крепко сжатые зубы выбивали мелкую противную дробь. Больше она не могла сдерживаться..., Осторожно ступая босыми ногами, мелкими шажками, чтобы не раздражать промежность, приблизилась она к своей постели. Плохо соображая, откинула одеяло и на фоне белой простыни сразу различила член, торчащий огромной темной дубиной, уже наготове, упругий, дрожащий и такой запретно-желанный. Коротким рывком она подсунулась прямо под мужика, изготовившегося в нетерпении, и сразу же дернулась, когда толстая тугая палка с легким сопротивлением вошла в живот. Она еще разумом вспомнила и широко развела ноги, подхватила их под коленками и уже в забытьи резко приподняла таз, безоглядно вбирая в себя алчущим отверстием обжигающее, животворное мужское начало... Подалась бедрами вправо- влево, чувствуя, как ходит, сокрушая все нервы внутри, огромная безудержная сила, уже всем животом воспринимая слияние, от нехватки дыхания судорожно, открытым ртом захватила воздуха, сколько могла, и отключилась...