Последнее искушение

     Мне нравится ходить в церковь. Раньше терпеть не могла, а теперь люблю.

     В воскресенье утром встаю с постели в приподнятом настроении, не нежусь, как обычно, лениво потягиваясь, а нагибаюсь, скрестив руки берусь за подол, и одним движением через голову сбрасываю ночнушку на пол, и бегом в ванную. Пи-пи, потом душ, по быстрому, не так, как обычно, без всяких игр - подмылась, освежилась и всё.

     Расхаживая из спальни в ванную, находу чищу зубы, немного больше внимания причёске и косметике (совсем скромной, правда). Надеваю лифчик и трусики, кладу в них прокладку - ведь придётся сидеть, а я сегодня такая возбуждённая, что в любой момент потеку, как сучка.

     Пояс, тёмные, плотные чулки, блузка с длинными рукавами, длинная ниже колен юбка. Сверху шерстяная кофта и туфли на низком каблуке - ну чем не монашка?

     В церкви я как примерная, скромная овечка, стыдливо, но без жеманства здороваюсь со всеми нашими знакомыми, стою потупив глазки, чуть сбоку от мужа, пока он обменивается новостями с друзьями.

     - "Ах, какая у вас замечательная жена, такая молодая и такая скромная!", восхищённо шамкает старая седая церковная активистка, льстя моему мужу. Тот розовеет от самодовольства, улюбается старухе в ответ, и надувается как индюк, от самодовольства.

     - "Плыви, плыви, божий одуванчик", про себя шепчу я, еще больше опуская глазки. Наконец все рассаживаются, и начинается служба. Высокий, стройный, лет так 35-ти, с густой седой (нет, скорее крашеной под седину) бородой пастор нашей "Первой пресвитерианской церкви", выходит и заводит свой обычный религиозную волынку: не убий, не укради, не возжелай жены ближнего. В первом ряду сидит его пасторша, ещё совсем не старая, но уже измученная многочисленными родами, сухая и плоская, как стиральная доска. Широкие рукава пасторской сутаны раскачиваются в такт его словам, и я погружаюсь в дремотное состояние, всё ещё слышу его голос, но уже издалека, и уже не понимая смысла его речей

     Днём в будни, в здании церкви почти никогда никого нет, дверь не запирается и я иногда от скуки приезжаю сюда. Церковь старая, красивая, внутри специфический церковный запах и прохлада. Всегда свежие цветы и незасжёные свечи в массивных подсвечниках на столе, где стоит большой золочёный крест. Странно выглядят пустые скамьи, пение хора не наруает тишину и покой - бог отдыхает от трудов своих.

     Вдруг, шальная мысль приходит мне в голову.

     Я подхожу к столу, ложусь на него, лицом вниз, развожу руки широко в стороны и крепко хватаюсь за края стола. Моя грудь расплющивается на твёрдой, гладкой поверхности, соски твердеют. Я закрываю глаза и предаюсь сладостным мечтам.

     Я представляю себя Девой Марией, и что святой дух сейчас вот-вот овладеет мною. Я задираю юбку до пояса, обнажая (летом трусы я не ношу) свои белые, немного полные ягодицы и снова хватаюсь руками за кромку стола.

     Я представляю себе, как святой дух входит в меня, заполняя собой всё моё естество, я неимоверно разгорячена, желание так невыносимо, что я начинаю переступать с ноги на ногу, двигаю задом навстречу воображаемому Святому духу.

     Вульва распухла и сочится, так что мокро почти до колен. Но я не могу кончить, мне чего-то не хватает.

     Но что это? Святой дух материализовался! Я слышу шорохи и дыхание у себя за спиной, я замерла, закрыв глаза, затаилась и почти не дышу. Вот он уже рядом со мною, вот он уже опустился на колени позади меня, я слышу его тяжёлое дыхание у себя на ягодицах. Боже, что делает он! Он молится на мой обнажённый зад, как на икону! Я слышу молитву святой и непорочной Деве Марии. Его губы и язык жадно погружаются в мою расплавленную, раскрытую, как роза, промежность. О! как жадно он лижет и сосёт мне вульву и анус, словно голоден две тысячи лет -сейчас не выдержит и вопьётся зубами. Я вся твоя, бери меня, рви зубами мою нежную, чувствительную плоть, пожирай, как дикий голодный зверь. Неимоверный оргазм потряс меня, он начался невыносимой щекоткой где-то в копчике, потом перекинулся на внутреннюю и заднюю поверхности бёдер, колени. Вагина и задний проход начали синхронно сжиматься толчками, пульсировать в агонии, всё быстрее и быстрее, по спине к затылку побежала дрожь, ноги ослабели и подкосились. Я сдавленно вскрикнула, Если бы не стол, то я бы упала. Нет, это было не всё, это было только начало. Он встал с колен, поднял мне кофточку подмышки, растегнул лифчик, высвободил мне грудь. Краем глаз я заметила, как он поднял сутану, под которой ничего не было, вытащил огромный, с синеющей блестящей головкой, член, как у жеребца и с размаху вошёл в меня. О моя бедная крохотная, нежная пусси, как ты не разорвалась, как смогла принять этого толстяка, с головкой, размером с мой кулак и ещё более толстым стволом. Настоящий поросёнок! Какой он был горячий! У меня самой температура там была как в тропиках, но его член был ещё горячее - он обжигал меня, разрывал на части, двигаясь взад и вперёд, как поршень, хлюпая и чмокая, когда он входил полностью, моя матка смещалась, и в животе возникало странное ощущение пустоты и щекотки. Мой первыё оргазм был ничто, по сравнению со вторым, наступившим тут же без всякого перерыва, анус опять задёргался и начал сокращаться, судороги сжимали и разжимали влагалищные мышцы. Я уже не вскрикивала - я орала в голос, с придыханием, во всю мощь моих лёгких: "О мой Бог, мой Боже, Боже мой, Боженька! Еби, меня, мой Боженька, фачь меня, дрючь меня!" - О! как я орала. Пароксизмы оргазмов следовали один за другим, ноги мне свело судорогой, я просто ездила по столу вперёд и назад, вперёд и назад. Волосы намокли от пота, слиплись, запутались. Я не знаю, как долго это продолжалось - час, может больше, но я уже так обессилела, что просто отключилась на вершине очередного оргазма, потеряла сознание.

     Пришла я в себя, лёжа ничком на лавке, юбка одёрнута, кофточка опущена. Я с трудом смогла встать, шатаясь вышла из церкви, на ходу неосознанно поправляя прическу и одежду. Доплелась до машины, открыла дверцу, откинула сиденье назад, плюхнулась в него, как подкошенная, и заснула...

     Домой вернулась только к вечеру, хорошо, что муж, как всегда был в отъезде.

     

     ***

     

     Сквозь дрёму вновь пробился голос пастора. Я окончательно пришла в себя и далее внимательно следила за ходом службы. Пастор говорил и говорил, улыбался всем сразу и каждому в отдельности, опять что-то насчет супружеской верности...

     Интересно, он и сегодня голый под своей сутаной?..