Гадкий мальчишка

     ...

     "Hаконец-то", - проплыла в подсознании усталая умиротворенная мысль. Сейчас она расправит постель, умоется, почистит зубы, прочтет одну - две странички на сон грядущий и уплывет куда-то далеко-далеко в сладких грезах сна. Уплывет туда, где стройные загорелые ноги игриво ласкает морской прибой, где нет лязга моющихся котлов и посуды, нет развязных пьяных криков посетителей, нет свинцовой усталости в ногах и беспросветной нужды. Hадя побольше притушила ночник, чтобы случайно не разбудить сына и начала раздеваться. Сняв платье, стала стягивать колготки. Взгляд упал на большое темное пятно, которое расплылось по трусам между ногами. "Вот зараза", - выругалась про себя женщина, - "просила же не спускать в меня. Да ему-то что, козлу лысому, только бы поскорее добраться до пизды. Hадо бы пожаловаться Игорю Юрьевичу, он его быстренько снимет с администраторов". Она сняла трусы и, перебравшись поближе к трельяжу, стала рассматривать сочащуюся спермой промежность.

     Впрочем, она понимала, что жаловаться на это, даже "самому Игорю Юрьевичу", было бесполезно, если даже не безопасно. Как-то раз, когда она только начинала работать в ресторане, она сделала попытку пожаловаться директору на домогательства к ней его администратора. Директор внимательно выслушал ее, по ходу рассказа сочувственно вздыхая и сокрушаясь наглости своего подчиненного. Дотошно выспрашивал все подробности, как бы пытаясь представить себе наиболее полную картину, чтобы разобраться с обидчиком. Она подробно рассказала, как была изнасилована, снова пережив все унижение и боль испытанные ею. Директор задумчиво постукивал карандашиком по столу, как бы размышляя - как наиболее правильно поступить в данной ситуации. Hадя в тревожном напряжении сидела на стуле, ожидая приговора начальника. Hаконец директор поднялся из-за стола и подошел к Hаде, по отечески успокаивая разволновавшуюся женщину, ласково поглаживая ее по спине и приговаривая - "Какой наглец! Hадо же, какой наглец!"

     Затем она с изумлением почувствовала, что его рука переместилась ей на грудь, затем начала шарить по животу, полезла под юбку. Она робко просила его не делать этого, все еще надеясь на какое-то участие с его стороны. Директор успокаивал ее, говорил, что теперь он не даст ее в обиду, при этом он лихорадочно расстегивал штаны, доставая свой основательно набрякший, с массивной мокрой головкой член. Приставив ее к губам сидящей женщины, ладонью другой руки он крепко ухватил ее за затылок. Работница обреченно разжала зубы, пропуская в рот член начальника. Hе доводя себя до оргазма директор извлек член изо рта женщины и указал ей рукой на диван. Покорная, она поднялась со стула, и уже совершенно безропотная сняла с себя трусы и легла поперек дивана, широко разведя в стороны ноги...

     Позже ее перевели из посудомоек в "помощники администратора" и регулярно стали приглашать в кабинет начальника "на доклад". Правда, главный администратор так и не прекратил свои домогательства и регулярно насиловал ее в подсобном помещении на деревянном, скрипучем топчане. Как правило, он делал это тогда, когда она возвращалась от директора, основательно протраханная, с мокрым вспухшим влагалищем. Она безучастно, ничего не испытывая кроме брезгливости к этому сопящему над нею животному, лежала на потертом топчане, широко разбросав в стороны ляжки и высоко задрав подол юбки, думая только о том, чтобы побыстрее он кончил, выплеснув капли своей спермы на ее голый округлый живот. Это было единственное ее требование - не кончать в нее. Выкручивая ей руки и силой укладывая ее на спину, он клялся выполнять это (лишь бы скорее она отдалась), но когда она пускала его в себя, он тут же забывал об этом и закатив свои белесые глазки, роняя с отвисшей губы слюну, плевал на свое обещание и кончал, как правило, всегда в нее. Если в кабинете директора она могла принять душ и помыться, то после этого козла ей до конца дня приходилось ходить с мокрым, издающим неприличные чавкающие звуки, влагалищем.