Хочешь кончить?

     Я никогда не забуду эту дождливую осень, когда в промозглый вечер на Звездном бульваре я подцепил Киру. Сам пиздеж-мандеж я не особенно помню, так как был изрядно пьян.

     Помню только бледный овал лица, улыбающиеся красные губы да темно-синий плащ. По-моему, я у нее стрельнул закурить, или что-то в этом роде. Затем мы с ней пили пиво на какой-то детской площадке и сильно смеялись. Видать, я гнал пургу и острил, а она наваливалась на меня от смеха, и ее мокрые волосы липли к моему лицу. Потом мы долго целовались, не в силах оторваться друг от друга. Затем опять провал в памяти.

     Я ей позвонил через неделю, позвонил просто так, безо всякого умысла. Разве я мог тогда знать, что этот пустячный звонок будет преследовать меня целый год. Мы встретились.

     По трезвяку она оказалась еще хуже. Невыразительное лицо, кривые ноги, какие-то мутные глаза и невыразимая тупость. Но мне было по фигу. Мне так надоели институтские бляди, хотелось разнообразия. Я купил бутылку вина и потащил ее в первый попавшийся подъезд. Расположившись на подоконнике, мы смиренно выпили, и я приступил к активным действиям. Мне хотелось здесь и сейчас. Притянув ее к себе, я стал ее тискать, одновременно стремясь расстегнуть кофту под плащом и молнию на джинсах. Она вяло сопротивлялась, отстраняя мои руки и шепча мне на ухо откровенную ахинею о плохой погоде, о войне в Афганистане и о том, что нас могут увидеть. Но мне до этого не было дела. Я на все ей отвечал "да" и продолжал с удвоенной энергией ее лапать.

   Надо быть справедливым: сиськи и жопа по сравнению с остальным производили неизгладимое впечатление. Жопка была выпуклой и округлой, по крайней мере, через джинсы, а сисечки стояли и глядели словно две стервочки, потряхивая небольшими сосочками. Лифчика не было и в помине.

     Я стал срывать с нее кофту, она заметно усилила отпор, но мне удалось припасть к розовым сосочкам губами. В то же самое время я старался запустить руку ей в джинсы. Мой член рвался из штанов протуберанцем.

     Но стоило мне коснуться поросшего лобка, как она вывернулась и, раздувая ноздри, выпалила:

     - Нет!

     Это было сказано таким тоном, что я невольно осадил свой пыл, к тому же ее взгляд был абсолютно равнодушным к происходящему. Будто ничего и не было. Такого я еще не видел. Она заметила мое сильное возбуждение и полное замешательство, улыбнулась и произнесла сакраментальную фразу, которая преследовала меня в дальнейшем целый год:

     - Хочешь кончить?

     Что я мог ей ответить?

     Я промычал что-то нечленораздельное. Она улыбнулась одними губами и, глядя в потолок, расстегнула молнию на моих джинсах. Оттуда выстрелил дымящий паром мой орган. Она взяла его пальчиками и начала мерно вздрачивать. Мне было не по себе. С одной стороны, я все еще надеялся, что она хотя бы в рот возьмет; но с другой, мне было стыдно - она дрочит меня, как какого-то пацана-восьмиклассника.

     При этом взгляд ее блуждал по стенам, читая подъездный фольклор типа "Инна - блядь!". Мне казалось, что она в этот момент что-то напевала про себя.

     Но более сдерживать я себя не мог. Цунами оргазма подхватило меня и понесло. И вот красный как вареный рак я содрогнулся и со сдавленным рыком кончил. Она вытерла об мои штанины свои пальчики и, посмотрев в окно, произнесла:

     - Ну вот...

     Мне было противно на нее смотреть. Разговаривать не хотелось. Она опять несла какую-то пургу и ржала над своими никчемными шуточками. Я проводил эту дуру домой и решил больше не иметь с ней никаких отношений. Но как я заблуждался!

     Через день она мне позвонила и, сославшись на отсутствие родителей, пригласила к себе в гости. Я нехотя поплелся, прихватив пару бутылок молдавского вермута.

     Кира встретила меня, загадочно улыбаясь.

     На ней был короткий, небрежно запахнутый халатик, через который проглядывали ее "прелести". Я наивно решил - все, девка сдалась. Пять минут на болтовню, десять - на вермут.

     И вот я уже заваливаю ее на кровать. Халатик слетел к чертовой бабушке, за ним последовали трусики. Я начал атаку. В какой-то момент мне показалось, что Кира тащится. По крайней мере, когда я схватил ее за хавырку, она не сделала поползновений убрать мою руку, как в прошлый раз. Хавырка у нее была знатная, от нее исходил терпкий аромат, который я не чувствовал ни у одной своей бабы. О таких хавырках в народе говорят: ебкая. Ее соски отвечали на мои прикосновения губами мелким подрагиванием. Джинсы свалились с меня сами с собой. Я уже не сомневался... Мой балун терся о ее лобок, пытаясь отыскать вожделенный вход.