В тот самый день

Среди всех завсегдатаев небольшего ресторана «Виктория» Долорес почему-то приметила одного человека, то и дело коротавшего время за соседним столиком. Она видела его каждое утро, он приходил к одиннадцати, заказывал виски с содовой, сигары, и просил принести ему утренние газеты. Она по обыкновению садилась через столик от него, пристально вглядывалась так, будто нарочно желая обратить на себя внимание симпатичного незнакомца. И с каждым днем Долорес находила в незнакомце тщательно спрятанные, казавшиеся ей давно знакомыми черты. Несомненно, встретить соотечественника за границей весьма приятное событие, а в том, что он тоже кубинец у нее не было ни малейшего сомнения. Она бы отнеслась к данному событию менее проницательно случись подобное во Флориде или даже в Мадриде, где выходцы с Кубы практически ни чем не отличались от испанцев, а при случае даже пытались выдавать себя за таковых, но здесь, на окраине Малаги, в не дорогом неприметном ресторанчике эта встреча носила совершенно неадекватный характер. Через неделю у нее практически не было сомнения в том, что она встречала незнакомца и раньше, может быть даже была с ним знакома, но время напрочь стерло эти события из ее памяти, а подойти и познакомиться с ним она почему то не решалась.

Прошла еще неделя. Все оставалось по-прежнему. Она приходила чуть раньше своего объекта внимания, по обыкновению садилась через столик от него, просила принести что – ни будь из закусок и ждала. Он был до предела пунктуален… появлялся ровно в одиннадцать, заказывал виски, сигары и непременно принимался за просмотр утренних газет. Она просто сгорала от любопытства, как можно больше узнать о нем, может быть даже боясь признаться себе во внезапно появившемся страстном и непреодолимом желании. «Где я могла видеть это лицо? – терзала она себя одним единственным вопросом – В Гаване, Флориде или Нью-Йорке», бессмысленно перебирая в памяти всех, с кем сводила ее судьба в этих городах. Однажды она попросила Хуана – метрдотеля – узнать побольше о незнакомце.

– Это сеньор Вентура, он кубинец, адвокат, в Малаге с частным визитом, остановился в отеле «Кайменера.» Ее уверенность подтвердилась вполне реальными фактами кому, кому, а Хуану она верила. «Завтра сама подойду к нему, просто как к соотечественнику – решила Долорес – может хоть он узнает меня, раз я не могу это сделать». Она видела в нем не просто соотечественника, довольно часто встречавшихся ей за границей, она видела в нем прежде всего связь с родиной, которую покинула больше двадцати лет назад. К сожалению, это все в прошлом там, за туманами безоблачной, милой юности. Невольно перед ней встали картины из далекого прошлого, которые вспоминала с невероятно большой тревогой и какой то ностальгической болью.

* * *

Они жили тогда на огромной финке Кукине, недалеко от Гаваны. У отца был небольшой завод по переработке кофе и тростника, мать вечно печальная и задумчивая, старший брат Энрике учился в Гаване и редко бывал дома. Наиболее яркое воспоминание-карнавал в Гаване. Энрике взял ее тогда с собой, проведя три года в столице, он был намного искушенние Долорес, а ей было интересно буквально все… как шли толпы разодетых в красочные костюмы людей по Макелону, полуодетые девицы танцевали причудливые танцы, взрывы петард, карнавальные песни, гулянья до утра-все это пришлось ей по душе.

Они распили с друзьями Энрике бутылку американского рома. Она впервые тогда ощутила еще неизведанное ранее ощущение легкого опьянения, почувствовав, как вскружилась голова, как легкая истома растекалась по всему телу желанным приятным теплом.. Томление по этому неизведанному, но такому желанному чувству полностью захлестнули тогда Долорес. Она растаяла в женском желании, впервые пережитом в ту карнавальную ночь. Долорес сразу же ощутила как останавливаются на ней взгляды молодых парней и совсем уже зрелых мужчин и наверное уже тогда поняла как желанна для них. Причины недвусмысленных взглядов, так бесстыдно брошенных на Долорес были очевидны. В свои неполных шестнадцать она выглядела гораздо сексапильнее многих сверстниц. Хорошо сложенная, с пышными бедрами, упругими ягодицами, с уже сформировавшимися формами. Черные длинные волосы, чуть пухлые губы, словно в любой момент готовые для поцелуя, необыкновенно правильные черты лица-все это выделяло ее на фоне многих ровесниц и многих старших девушек. Тот карнавал многое прояснил в ее жизни, она поняла, что должна сама выбирать мужчин, должна пользоваться своей внешностью, должна управлять ими в их борьбе за саму себя. Уже многим позже она будет наслаждаться и упиваться той сопернической борьбой, которую будут вести за нее поклонники, тогда она только краем своего сознания смогла ухватиться за эту идею. Карнавал в Гаване сумел раскрыть некоторые черты в уже начавшемся формироваться характере юной женщины. Она была прекрасным, уже начавшим распускаться, но еще не опыленным, диким растением. И ей еще предстояло превратиться в прекрасную, сумевшую покорить и разбить сердца многим мужчинам, но тогда она хотела успокоить это новое, недавно изведанное чувство, подавить в себе любое желание, понимая пагубность всего того, что хоть как-то связано с этим, но темперамент и природа брали верх над искусственно сооруженным табу. Карнавал уже близился к концу, когда к ней подошел Пабло, высокий мулат из числа друзей Энрике.

– Ты видела старую Гавану?

– Я редко бываю в Гаване и плохо знаю ее.-ответила Долорес.

– Мы могли бы пойти на Прадо, там уютно и просто.

– Даже, когда по Макелону движется столько людей? – спросила Долорес, отпустив ему довольно кокетливый взгляд.

Ей хотелось подразнить его, поиграть с ним, чтобы еще раз убедиться в собственной неотразимости, проверить на практике все свои гипотезы о собственной неотразимости и привлекательности естественно, не, желая, чтобы, это зашло слишком далеко. Даже старая Гавана выглядела в тот день намного праздничнее и ярче, чем в будни. Подкрепившись в небольшом баре двойной порцией виски, они зашагали в верх по Прадо. Пабло плотно прижал ее к себе, крепко обняв за талию. Долорес не сопротивлялась, ей было интересно познать самой то, что слышала в основном от старших подруг, она стремилась к этому, одновременно боясь того, что могло произойти между ними сегодня. Пабло завел ее в пустую подворотню.

– Здесь никого нет, ты можешь быть спокойна. – Сказал он, сбрасывая с себя габардиновую куртку.

Долорес не могла произнести ни слова, лишь молча стояла, потупив взгляд, чувствуя, как краска заливает лицо, как увлажняются руки, как медленно она предается власти какой то непонятной, сладкой истомы. Он, прижав ее к стене начал целовать, жадно тиская губами ее губы, пытаясь протиснуться языком в ее рот, а она, движимая каким то странным чувством слегка касалась губами его лица, неумело облизывая языком его щеки, теребя руками плотную подушку волос на его голове. Пабло не переставал массировать ей грудь, поглаживая бедро, пытаясь, как можно дальше пробраться под коротенькую юбочку, чтобы затем втиснуться своей властной рукой в узенькие трусики. Ей были приятны ласки этого крепко сложенного мулата, знающего толк в сексе. Она, села на землю, чувствуя, как рука Пабло бесцеремонно скатывает вниз трусики. Он почти раздел ее, оставив только юбку, расстегнув на себе брюки освободил внушительных размеров член.

Ее поразил этот предмет мужской гордости, о котором столько слышала, но воочию увидела только сейчас. Долорес потеряла над собой контроль, пик возбуждения достиг предела, о как захотелось ей вдруг заполнить влажное, горячее пространство между ног этим прелестным болваном, в тоже время внезапно появившееся чувство стыда, порожденное страхом перед неизвестным сковывало ее, не давало полностью раскрыться. Пабло слегка раздвинул ей ноги, опустившись перед ней на колени, чтобы опытным движением войти в это девственное лоно, нарушив его целостность. Страх полностью овладел ей, придя на смену огромному возбуждению. – Нет, я не хочу, не хочу – шептала она, еще прибывая в его объятиях. – Не бойся, я сделаю все как надо тебе понравиться.

– Нет! – она плотно сжала ноги с силой оттолкнув его от себя.

Ей сразу стали не приятны все ласки Пабло, даже любое его прикосновение. Он оставил ее, поняв, что из этого нечего хорошего не выйдет. Утром она с Энрике вернулись на финку. Потом она рассказала обо всем Энрике, это стало самым большим впечатлением той поры в ее жизни. Где-то в глубине души она начинала жалеть, что остановила тогда Пабло, не испытав того неземного, блаженного чувства, о котором столько слышала.

* * *

Сейчас смешно было вспоминать обо всем этом, однако тогда это было настоящей трагедией для нее. «Завтра подойду к нему, непременно подойду – твердила она себе – может он сам узнает меня, к сожалению, я даже не могу вспомнить его имя.» На следующее утро Долорес сидела за тем – же столиком и уже ждала его появления. Он пришел ровно к одиннадцати, сделав уже ставшим традиционным заказ. Прошло около четверти часа, прежде, чем она решилась подойти.

– Простите мне мою дерзость, но мне все время не дает покоя мысль, что мы с вами знакомы или вернее, что когда-то очень давно были знакомы.

– Неужели? – спросил он, пристально посмотрев на нее. Впрочем я могу назвать вам свое имя. Меня зовут Эстебан Вентура, это вам нечего не говорит?

– Эстебан, тот самый Эстебан – радостно воскликнула она, протягивая ему руку.

– Вы на самом деле не узнаете меня? Я Долорес, Долорес Эстравадос, вспомните… финка Кукине, Куба, день влюбленных, вспомните своего университетского приятеля Энрике. Рука Вентуры, державшая руку Долорес задрожала и сжалась, мгновенный свет воспоминания точно ослепил его.

– Та самая Долорес, сколько лет прошло!

– Ты изменился, ты очень изменился очки, усы, но взгляд о, я никогда не забуду тот взгляд. Да – промолвил Эстебан мир так тесен, что каждый с каждым непременно встретиться.

Еще в Гаване Вентура тесно сдружился с одним из товарищей – Эстравадосом. Он часто бывал у них, и был приглашен на празднование дня влюбленных к сестре Энрике, но с тех пор, как он покинул Кубу, больше нечего не слышал об Эстравадосах.Расскажи о себе, об Энрике – попросил Эстебан.

После январских событий мы покинули Кубу, вскоре умер отец, потом ушла мать, мы жили более чем бедно, но вскоре Энрике нашел работу, стало полегче, у него и сейчас адвокатская практика во Флориде. Я два раза была замужем, но теперь свободна.

Говорить о себе ей не хотелось, правда в общих чертах она сказала все, забыв добавить, что ради того, чтобы купить лекарство для отца была вынуждена ложиться под каждого матроса, что потом, выйдя замуж приобщилась, к наркотикам. Она не хотела обременять его своими проблемами, почувствовав, как он искренне обрадовался, встретив ее. Прошло слишком много времени от их первой и единственной встречи. В жизненных масштабах это путь от чистой шестнадцатилетней девушки, до теперешней Долорес, прошедшей через грязные притоны Флориды, испытавшей и вынесшей на своих плечах все ужасы наркотических лечебниц, познавшей жизнь не в лучших ее проявлениях. Наверное для него она осталась той чистой, незапятнанной девочкой, какой знал ее раньше. Эстебан рассказывал о себе, о карьере, о том, что наконец получил испанское гражданство. Жаловался на неустроенную личную жизнь. Потом разговор оборвался и они сидели молча, глядя друг на друга. В памяти Долорес быстро-быстро проносилось прошлое, отдаленное от нее двадцатью с лишним годами. Она вновь вернулась в свою беззаботную юность, отлично помнив, что значила для нее та встреча с Пабло во время карнавала в Гаване. Прошло несколько месяцев, как все вновь стало на круги своя, и она почти перестала думать об этом. Теперь ее мысли занимали несколько иные проблемы. Близился день влюбленных, и по традиции в дом девушки, которой исполнялось шестнадцать лет родители приглашали юношей, целую ночь продолжалось гулянье, и только к утру хозяйка торжества должна выбрать одного из них, чтобы провести с ним остаток ночи. Долорес прекрасно знала об этом от старших подруг. Теперь ее самоуверенности не было предела. Она сама будет сама будет выбирать, сама будет управлять желанием мужчин. Их было пятнадцать тех, кого пригласил отец, Энрике приехал с одним из своих универсететских приятелей накануне торжества.

Ей сразу приглянулся этот высокий, с необычайно правильным римским профилем юноша. Уже в тот момент ее не интересовали остальные гости, приглашенные отцом, для себя она решила кому преподнесет свою непорочность, кому волею судьбы предрешено распоряжаться ею. Долорес весь вечер думала о нем, понимая всю неминуемость того, что должно произойти завтра. Все ее мысли, тайные помыслы время от времени переходившие в бурные эротические фантазии, объектом которых был естественно он, приятель Энрике, до предела встревожили ее чувственность.

К вечеру все в доме Эстравадосов оживилось… это скорей напоминало кишащий муравейник, чем подготовку к празднику. Долорес даже была лишена возможности лишний раз заговорить с ним, довольствуясь лишь украдкой брошенными взглядами, по условию она не должна знать его имени до решающего момента. Только к утру дом выглядел по праздничному деловито и феерично. Долорес чувствовала себя полной хозяйкой праздника, и уже утром начала принимать подарки от тех, кому несомненно была дорога, и в чьей любви не приходилось сомневаться. Энрике по традиции преподнес изящное белое платье, ровно в шесть она встретит в нем всех приглашенных. Отец посыпает лепестками роз ложе, где к утру ей суждено стать женщиной. Дядя Рейнальдо прислал немного апельсин и фиников – традиционное украшение праздничного стола. Кажется все здесь говорит о наступающем празднике… вереницы бумажных гирлянд, надувные шары в форме сердца, накрыт стол, приготовлены петарды для предстоящих фейерверков, но главное это ощущение праздника в ее душе. Нет, она не чувствует себя жертвой, сегодня случится то, о чем тайно мечтала, то, что беспрерывно диктовало ей уже разбуженное природой желание. К вечеру все стихает с минуты на минуту она должна встречать гостей, она должна очаровать их своей красотой. Сегодня она хороша, как никогда. Изящное белое платье с умеренным декольте составляет гармоничный контраст со смуглой гладкой кожей. Она вся наполнена необычной свежестью и поистине девичьей чистотой, сгорает от любопытства по еще неизведанным прекрасным ощущениям, она готова пережить их, готова к близости. Родители уезжают на финку к дяде Рейнальдо, Энрике приглашен на соседнюю финку, она ощущает себя полной хозяйкой праздника, принимающей откровенные комплименты и маленькие валентинки, исписанные наилучшими пожеланиями и признаниями в любви. Ей нравились почти все приглашенные, но таинственный незнакомец остается вне конкуренции. После ужина все танцевали, потом устроили фейерверк, используя принесенные петарды и бенгальские огни.

Кажется все пронизано этими сильными, не утихающими громовыми раскатами, доносящимися сюда соседних финок. Самая середина ночи. Выбор сделан, она берет его за руку и ведет в дом. В тот час гости обязаны покинуть праздник.

– Я знал, что ты выберешь именно меня, понял это, как только Энрике познакомил нас.

Ее не пугает такая откровенность, врятли она когда-либо встретит его. Это дает ей право на многое… любое табу не в счет. Сегодня их день, и она полностью готова на все, она не приносит в жертву свою девственость, она сама сознательно идет на это.

– Помоги мне раздеться – сказала Долорес, чувствуя, как его руки, такие нежные и мягкие едва справляются с платьем, как касаются ее обнаженной спины, скользят по покатым, почти женским бедрам, скатывают вниз крохотные трусики.

Теперь она вся в его власти. Его прикосновения к ее груди, бедрам, слияние губ ввергает Долорес в неописуемую истому, еще более усугубляет и культивирует желание. Два обнаженных, сплетенных в едином порыве тела попали в плен к необузданной страсти. Он лижет языком ее груди, едва касаясь рукой вульвы, пытаясь достучаться до бугорка любви, вызывая все новые и новые волны возбуждения, одна за накатывающихся на. Ее несмелые губы, превращаютсяв упругие тиски любви. С каждой минутой поцелуи становятся все более продолжительными, принося радость в едином ощущении рта партнера. Долорес была полностью захвачена в сети этой интригующей с каждым новым действием игры.

– Назови свое имя изредка шептала она, лаская тело незнакомца.

Он был молчалив и нежен, желая подарить, как можно больше сладких минут наслаждения своей партнерше. Он специально отодвигал близость, пытаясь полностью выложиться в красивой прилюдии, испытывая наверное большее беспокойство, чем сама Долорес, боясь принести ей хоть какуе-то неловкость. Она сама находилась в полной эйфории чувств, сколько нового, непознанного открылось ей уже сейчас. Все абсолютно не так как могло получиться тогда с Пабло. Случайным прикосновением она почувствовала состояние его органа.

– Смотри, как он напрягся – смутясь сказала Долорес, прикоснувшись к нему рукой. – Я весь таю от желания – сказал он, поняв, что уже пришло время.

– Позволь мне немного поиграть с ним – попросила она – он такой забавный этот горячий упругий малыш.

Она молчаливо продолжала играть с ним, до предела желая погрузить его в себя, заполнив влажную горячую пустоту.

– Как бы он не порвал меня, опасалась Долорес.

– Ну, посмотри, разве он способен приносить боль, скорей наоборот, он доставит тебе очень прятные мгновения.

Долорес поняла всю неуместность своих опасений сразу после того, как он опытным движением ввел в нее своего малыша. Сильное возбуждение и желание помогли заглушить ей начальную боль. Он еле двигался в узком плотном кольце ее половых губ, преодолевая сильное трение, доставляющее ему огромное наслаждение. Долорес же не интересовало нечего кроме собственных ощущений. Она совершенно не почувствовала начальный болевой порог, теперь он полностью исчез, уступив место абсолютно новому ощущению. Пытаясь полностью сосредоточиться на своих переживаниях, она просто не могла не думать о партнере, чувствуя периодическое чередование отходов и атак, ощущая, как он взмок, преодолевая сильное трение, ввинчивая свой штопор в узкое неподатливое отверстие. Она вскрикнула… двигаться стало легче. Он оторвался от ее губ, начав ласкать грудь, перебирая губами соски, чувствуя, как под нежными движениями они становятся твердыми, как маленькие резиновые мячики. Новое, неизведанное чувство было полностью в ее власти, и то, как она как поднимала она торс, желая как можно глубже принять в себя плоть то, как вскрикивала при каждом следующем погружении, заново переживая волну за волной только лишний раз доказывало это. Сейчас в ее сознании было запечатлено только это сладкое чувство, испытанное впервые. Она готова на все, чтобы сделать его намного продолжительнее, сильнее, она желает повторить его тут же, сейчас, даже когда оно еще с ней. Ей приятно было чувствовать, как наполняет влагалище горячая вязкая жидкость. они нечего не говорили друг другу, но четкий барьер взаимопонимания был давно сформирован. Он был до предела немногословен и сух на реплики, но ей было все равно главным было то, что они пережили вместе, то, что произошло, было закономерностью, и она оказалась готова к этому. Они никогда не встретяться, ей хочется запомнить его, запомнить то ощущение, чтобы воспроизвести его в памяти. Ей хочется быть дерзкой, она не хочет пассивно встречать все, предложенное им. Она дотрагивается до уже поникшего члена, пытаясь выразить свою благодарность за то, что подарил совершено женское ощущение экстаза, гладя его медленными, плавными движениями, ощущая чувство властвования над этим поникшим отростком, который под чуть ощутимыми прикосновениями смелых пальцев вновь начинает восстанавливать силы.

Находясь в полном повиновении страсти, разрушевшей все барьеры брезгливости она пробегает по нему губами, приняв его в рот. Она ведет себя как опытная, страстная женщина, и трудно сказать чем продиктовано это… то ли культивируемым желанием, то ли стремлением повторить то состояние, которое пережила несколько минут назад, то ли желанием властвовать и подчинять себе. Долорес держала член во рту слегка, сжимая его зубами, в то время, как его ладони гладили бедра, живот, и ноги девушки.Его член, несмотря на размеры и неподвижность казался ей гораздо более эластичным, чем язык. Необычность столь интимного действа, продиктованного желанием, наполнила Долорес каким то новым, незнакомым наслаждением, казавшееся бесконечным Нарастающее возбуждение заставило его тело самопроизвольно отвечать на ласку Долорес, ускоряя движения и продвигая член глубже.

– Подожди, он ее обнял и сжал в объятиях, так и не дав довести себя до вершины.

Она молчала, предоставив возможность говорить за себя своему возбужденному телу. Гладила его волосы, ласкала его, словно знала много лет, чувствуя, как его руки все сильней сжимали грудь, ласкают живот. Наконец он ввел член в ее возбужденный грот, Долорес страстно ждала этого с той поры, когда он, выпустив сильную струю освободил член. Его движения были медленными и плавными, он словно стремился как можно дольше длить наслаждение, а она жадно ловила каждое новое переживание. Теперь оргазм был немного другим, совершенно не был похож на первый, она еще не знала каким бурным и по новому прекрасным будет оргазм, причиной которого станет язык партнера. Он впивается в нее властным, наполненным какой-то категоричности поцелуем, ощущая, как вновь набухают ее соски под ласковыми трепетными движениями языка. Его язык опускается все ниже и ниже, пока не достигает влагалища, проникая глубже, он словно останавливается на мгновении в нерешительности, потом движется вперед, все ощупывая и изучая на своем пути, чтобы позже, уже полностью освоившись впиться зубами в клитор, заставив ее вскрикнуть. Все перемешалось и слилось воедино и врятли кто-нибудь мог точно определить, где кончается одно тело и начинается другое. Несколько раз в ту ночь любили друг друга двое, испытывали оргазм и хотели повторить его снова. Можно сказать Долорес в ту ночь дважды распрощалась с девственностью, предоставив свой девичий зад в полное распоряжение любовника, а затем потеряв контроль над собой скачет, как обезумевшая всадница на его копье. Они хотели повторить все снова, но силы оставили их и они лежали друг возле друга в полной тишине, еще не совсем отдышавшись после бурной изнуряющей ночи. Только к утру страсти улеглись, выпустив любовников из своих объятий, великодушно вручив их сну. Утром, когда она проснется его уже не будет рядом, а от ночи любви останется лишь скромная валентинка с его именем, которое только теперь она вправе узнать. Долорес будет искать встреч с Эстебаном, терзая и мучая брата, так и не узнав, что всего через три года он покинет Кубу, став таким же сикитриальдос, как и они, вскоре совершенно забыв о ней.

И сейчас, сидя с ним за одним столиком, разделяя безмолвие перед ней полностью пробежали события тех далеких дней. Она помнила все, все до мельчайших подробностей, не сомневаясь, что и он все эти годы бережно хранил нежные воспоминания о том дне, точнее ночи.

– Конечно я все помню… – нарушил молчание Эстебан – и финку Кукине, и ночь накануне дня влюбленных, и трепетную девчонку с огоньком в трусиках, которая за одну ночь превратилась в пылающую страстью женщину, помню запах лепестков розы, почти королевское ложе.

– Я рада нашей встрече, рада, что смогла вспомнить все, что пережили тогда вновь. – Мы встретились в тот самый день, кто бы мог подумать, что я вновь стану сентиментальным, ты смогла пробудить во мне ностальгию.

– Жизнь бесконечно мудра, она все расставит на круги своя. Сегодня тоже кто-то с кем-то встретиься, чтбы потом расстаться и встретиться вновь. Пройдет много времени, уйдем мы, но все будет также, и уже новые Долорес и Эстебан встретяься, будут дарить друг другу валентинки, объясняться в любви, а потом познают то, что когда-то познали мы. Все связано, все сцеплено, надо только любить жизнь и подчиняться ее законам. Он наклонился, чтобы поцеловать ей руку, а она нежно поцеловала его в чуть серебрящийся висок. И когда они после этого посмотрели друг на друга, то улыбнулись ласково, печально и устало.