Всё без эмоций

Её звали Люба…

Он встретил её в парке, когда промозглая осень сорвала последние одежды с несчастных деревьев, и вволю поливала их дождем. Вот и тогда моросило, что-то мерзкое, холодное…

Он пил пиво, морщась после каждого глотка – болело горло, а пиво как назло было холодным. Порывы ветра шевелили длинные кудрявые волосы, которые уже через один были седы. Ветер пытался сорвать и шляпу, которую, в конце концов, пришлось снять и убрать в пакет…. Позавчера ему исполнилось 22… Друзья так и не пришли, подруг он тоже давно не видел…. Впрочем, друзей как таковых у него не было, так как они все его предали. Ну да речь не об этом.

Допив пиво, он собрался выкинуть пустую бутылку, да так, чтобы она разбилась о дерево. Размахнувшись со злостью, он почувствовал чью-то маленькую теплую влажную ладонь, охватившую его грубую лапу. Он обернулся. Это была она…

– Не выбрасывайте, – приказала она тихим голосом.

Русые волосы падали на алые от холода щеки. Большие глаза смотрели на него без какого-либо намека на эмоции. А его пронзительные глаза выдали начавшийся ступор. К счастью он быстро прошел, но рука уже успела разжаться и бутылка, упав на бордюрный камень, разлетелась на тысячи осколков. Звон от этого удара эхом прокатился по его голове и вывел из ступора.

– С вами всё в порядке? – спросила она.

– Да, да, – захлопав глазами, сказал он. – Я… куплю ещё.

– Да ладно уж, – девушка заулыбалась.

– Нет, – он от чего-то заволновался. – Мне все равно надо.

…

– Подождите секунду, – сказал он, попытавшись улыбнуться. – И тогда пойдем.

Девушка с интересом проводила его взглядом, когда он отошел за дерево. С интересом она прислушалась к журчанию и наблюдала за паром, пошедшим по ветру. При этом она со звоном поставила сумку с пустой тарой на землю. Послезавтра ей исполнится 69… Родители подарят роликовые коньки, придут подруги. Мальчик…

– Ну, вот и всё, – виновато улыбаясь и ещё раз проверяя на ходу, застегнута ли у него ширинка, сказал он. – Пойдем.

Они пошли по засыпанной начавшими гнить и разлагаться листьями асфальтовой дорожке.

– Я помогу? – спросил он, показав на сумку с бутылками.

– Ладно, – она остановилась, чтобы передать свою ношу.

И снова теплые пальчики скользнули по холодной и мокрой от мороси руке. Он мельком глянул на девушку. Потом, оценив вес сумки, спросил:

– Удачный сегодня день?

– В смысле? – не поняла она и даже слегка покраснела.

– Я о бутылках. Много удалось насобирать? – он тоже покраснел, поняв, что задал вопрос только чтобы услышать её голос.

– А-а-а-а! – протянула она и усмехнулась. – Нет! Летом куда больше удается.

– Тогда те, – он запнулся. – Вам надо бы зайти ко мне. У меня этих бутылок тонна.

– Да ладно, – её щечки снова запылали стыдливым румянцем. – Давай уж на «ты». А бутылки я, наверно, и в самом деле заберу.

– Правда? – он чуть не задохнулся от внезапно нахлынувшей радости. – Эт’ хорошо! Эт’ правильно!

Они подошли к ларьку. Он полез в карман за деньгами.

– Ты какое пиво будешь?

– Вообще-то я не хочу, но раз ты угощаешь – тогда «Старопрамен».

Он сунул свое лицо в окошко и, переборов ненависть к черножопой морде, что там сидел, выдал сквозь зубы:

– Две «Старопрамен».

– Сэчас, сэчас, – засуетился продавец, как бы назло нервируя его своим произношением.

– Сука черножопая, – сказал он, отвернувшись и даже не взяв сдачи.

Они шли, потягивая пиво. Шли по серым асфальтовым дорогам. Пересекали унылые пустые дворы с покосившимися от дождя деревянными строениями. Наконец, подошли к кирпичной хрущевке, из мрака подъезда которой раздавалась капель.

– Вот и приехали, – мрачно сказал он, потеряв на мгновение дальнейший ход событий.

Пять лестничных пролетов, чередуемых с площадками, покрытыми когда-то белой и бордовой, а ныне грязной мелкой серо-коричневой плиткой. В прихожей у него и, правда, стояли ящики с пустыми бутылками. Они тускло блеснули, когда он включил свет, как бы тоскуя по своей былой наполненности.

– Я, – она запнулась. – Я даже не знаю как вас… тебя отблагодарить.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Люба, – тихо сказала она, как бы стесняясь своего имени. – А тебя?

– Эт’ неважно. Ну… Пусть будет Игорь. Или нет. Лучше Слава, – он замялся. – Так вот, Люба. Ты и так много сделала для меня. Но если позволишь тебя проводить, то эт’ будет совсем хорошо.

– Это совсем не обязательно, – она почему-то захотела отказаться. – Я помню дорогу.

– Так я помогу бутылки донести, – он настаивал. – Или вдруг придется защищать тебя от хулиганов.

– А ты умеешь драться?! – спросила она.

– Умеешь, не умеешь! Это не от этого зависит! – сказал он. Драться ему и, правда, ни с кем ещё не приходилось.

– А от чего? – девушка оказалась очень любопытной.

– Всё здесь, – он постучал согнутым указательным пальцем по лбу. – У меня в заднице.

– Нет, всё равно не надо, – она уже начала побаиваться этого странного типа. – Я лучше завтра приду и остальное заберу.

При этом она качнулась к двери. Но он опередил её и захлопнул дверь.

– Чего тебе страшно? – он заговорил громче, чем тогда в парке.

– Нет, – соврала она.

– Иди сюда, – сказал он и, положив оттопыренный средний палец между ягодиц, обтянутых потёртой джинсой, ладонью подтолкнул её на кухню.

Здесь он был Богом. Усадив её на табуретку, он повернулся к холодильнику. Она не знала, что сейчас будет. Только догадывалась. И это пугало её. А он достал непочатую бутылку водки и банку с кильками. Через мгновение он нарезал бородинский хлеб и поставил два стакана на стол. Сам сел напротив неё. Открыл бутылку и плеснул на дно её стакана. Себе налил побольше.

– Бери стакан! – скомандовал он. – За знакомство!

Быстро осушив свой стакан, он пальцами выловил кильку, ловко положил её на ломтик хлеба, отправил всё это в рот, и только потом поморщился.

– Пей, что ты ждешь? – он недоумевал.

– Просто я ещё никогда…

– Так тем лучше, значит проскочит, как… как, – он так и не нашел сравнения и поэтому налил себе ещё.

Девушка неумело выпила и закашлялась.

– Во! Эт’ хорошо, – сказал он скалясь. – На вот закуси.

Пока она закусывала он выпил своё и налил по новой. Девушка перестала кашлять. Её изнутри уже наполнило тепло, и она сама взяла стакан в руки. Она обхватила его двумя ладошками, подобно ребенку, держащему бутылочку с молоком.

– А теперь за что? – поинтересовалась она.

– А, – он думал полсекунды. – Нехай они все подохнут.

– Кто?! – неожиданное веселье охватило девичий организм.

– Ну там враги, правительство, чечены и проче’, – он уже перешёл на дурашливо-шутливый лад.

– Эт’ правильно, – неожиданно для себя сказала она.

Когда стаканы наполнились третий раз, она сказала:

– А третий тост я знаю за что!

– За что? – спросил он, выковырнув рыбью кость меж зубов.

– За любовь, конечно же.

– Эт’ хорошо, – сказал он и искренне улыбнулся. – Тогда с локтя, до дна и стоя! Ну, хотя бы я.

Он встал и, удержав равновесие, увидел, что она тоже приподнялась со своей табуретки. Она придерживала свой стакан, когда пила, а он не удержал и уронил уже пустой стакан, задев его подбородком.

– На счастье, – проревел он и взглянул в её ясные, не смотря на алкоголь глаза.

– Ну да… – протянула она.

Тут её щеки почему-то раздулись, она заслонила рот ладонью и побежала из кухни туда, где как ей показалось должен быть туалет. Она не ошиблась, и её вырвало прямо в унитаз. Он более спокойным шагом проследовал за девушкой. Картина, представшая его взору в туалете, поразила и возбудила его. Девушка стояла на четвереньках перед унитазом. Её прелестное личико было практически погружено в белую чашу. Её тело сотрясало, а рот издавал звериные рычащие звуки. Время от времени слышалось тлеканье блевоты об дно унитаза. Она даже не слышала, как он подошел, переступил её ноги и оказался над ней. Зато она почувствовала, как его лапы легли ей на ребра и сжали её.

– Эй! – буркнула она, и новая порция блевоты вытекла из её ротика.

– Спокойно, – хрипел он, распаляясь ещё сильнее.

Его руки уже проникли под её свитер и гладили груди, нежность которых от его лап отделял лишь бюстгальтер. Восставший член ткнулся ей между ягодиц.

– Ну ты что?! – проблевавшись, сказала она. – Охренел что ли!

– Иди сюда, – продолжая ощупывать груди он поднимал её с пола.

Теперь он повернул её к себе лицом и своими губами прильнул к её рту. А лапами прижимал её попку к своему телу так, как будто хотел трахнуть прямо так – стоя и через одежду. А его язык прорвал блокаду зубов и вовсю уже забавлялся с её языком. Постепенно и она начала возбуждаться, и сама стала льнуть к твердому, прощупывавшемуся через два слоя одежды члену. Наконец, она оторвалась от его рта и наклонилась к толчку чтобы ещё поблевать. А он запустил руку ей между ног. Но корявые пальцы не слушались, и молнию открыть не получалось. Тогда он резко рванул её и сломал. Его рука скользнула ей в паховую область и нащупала нежный материал трусиков. Суетливо работая пальцами, он возбуждал её ещё сильнее, и материя под его пальцами скоро стала мокрой. Она опять прекратила блевать и теперь полоскала рот водой из-под крана. При этом он стаскивал с неё свитер, не осознавая, что мешает ей. Продолжая слюнявить её шею, он снова запустил руку сквозь молнию джинс.

Там уже было хоть выжимай. Тогда он сильно сдавил через намокшую ткань взбухшие половые губки, от чего она вскрикнула и поперхнулась водой. Да! Ему надо было засадить ей туда. Пока она кашляла, он положил ей руку на шею и положил животом на край ванны, так, что голова оказалась в ванне, а туловище ниже пояса – вне её пределов.

Со звоном упала на плитку пуговица, и джинсы довольно успешно поползли вниз, обнажая прекрасный задок, прикрытый нежной белой материей, хотя и изрядно помятой. Он положил ладонь, и что есть силы, сжал её булочку.

– Эй! – не переставая кашлять, крикнула девушка. – Я не хочу! Не надо!

– Заткнись сука! – сказал он и надавил свободной рукой на её спину, прижав живот к холодному чугуну ванны.

– Нет! Сла… – тут его ладонь зажала ей рот.

А локтем он продолжал прижимать её к ванне. На белой коже её попки осталось красное пятно от укуса его лапы. Но и она не осталась в долгу и укусила его за палец.

– Блядь! – вскрикнул он, одернув руку.

– Люди! Помогите! – кричала девушка. – Насилуют!

Он стянул её на пол, перевернув при этом на спину.При этом она больно ударилась головой о пол. Положив ей коленку на горло, он стал шарить по полке над раковиной. Найдя пластырь, он отрезал полоску и, освободив шею начавшей задыхаться и хрипеть девушки, заклеил ей рот. Она и сейчас пыталась его укусить, но на этот раз ей не удалось. Затем он бил её по щекам, приговаривая:

– Визгливая сука! Кто тебе сказал, что будет плохо! Кто?! Ты меня потом благодарить будешь.

У девушки на глазах выступили слёзы. А он взял ножницы и, мучительно сопя, перерезал ими бюстгальтер в том месте, где соединялись чашечки. Свежие девичьи груди обнажились во всей их красе. Пот выступил у него на лбу, когда он увидел нежные розовые сосочки, окруженные розовым ореолом, миллиметров пять в толщину, не больше, резко сходящим на нет. И обнажившись, они возбудились как по команде. Причем, как видно против воли их владелицы. Она сейчас лежала на полу, билась головой, и что-то там себе мычала.

– Вот прелесть-то какая, – прошептал он и мягко погладил её груди.

У него в голове даже возникла мысль, что, наверное, надо бы сейчас извиниться, развязать девушку и отпустить её. Он даже встал и забормотал себе под нос, не то пытаясь осмыслить, откуда вдруг такая мысль, не то пытаясь отогнать её. Девушка перестала мычать, и испуганными глазами смотрела на этого человека, который сначала её напоил, а теперь вроде как собирается изнасиловать. Страх пропал из её маленькой головки. Даже стало интересно.

– Ну, да и ладно, – сказал он громко сам себе. После повернулся к своей гостье и начал раздеваться.

Худощавое, с болезненным каким-то мехом подмышек и на груди тело его вызывало отвращение. А уж потом жалость.

– Что ж, приступим, – сказал он тем тоном, каким обычно зубные врачи говорят своим пациентам перед началом работы.

Он снова положил её на край ванны. Она не сопротивлялась уже. Лишь недовольно засопела. Где-то в глубине души даже ругала себя – ведь могла бы просто согласится, и то же самое произошло на кровати. Может и не очень чистой и удобной, но всё же лучше чем так, когда тебе в ребра впивается холодный чугун ванны..

Ножницы лязгнули ещё два раза, и разрезанные трусики оказались в его грубых лапах. Она слышала, как он нюхал их – много влаги она выделила недавно. А потом он сделал то, что оскорбило её. Сначала он вытер её лицо её же мокрыми трусиками. Потом долго думал и, не придумав ничего лучше, напялил ей на голову свои ношеные трусы. Пот его гениталий ударил ей в нос. Вроде бы, или ей только показалось, он усмехнулся. И тут она почувствовала, как его червь уже прислонился к её влагалищу, а через мгновение почувствовала, как чужая плоть проникает в её тело, раздвигая в стороны стенки влагалища. У него не был такой большой член, чтобы причинить боль. Было неприятно, что её используют как аппарат, аппарат для спускания. Она двигала тазом из стороны в сторону, надеясь, что он сломается.

– А сука! – захрипел он сзади. – Потанцевать хочешь?!

И он с такой силой саданул её по попке, что наверняка останется синяк. А боль буквально парализовала её. Она даже перестала слышать. Лишь какой-то звон и это его последнее «Хочешь?.. хочешь?.. хочешь…» Из этого состояния её вывело то, что он прекратил трахать её влагалище и стал запихивать член ей в анус. Здесь отверстие было уже, и он изрядно сопел, пока, наконец, решил прибегнуть к смазке. Первое, что попалось ему под руку, был крем для бритья. Он старательно промазал её анус изнутри, запуская туда свои корявые пальцы. Нанес смазку и на свой конец. Её анус защипало, и она стала снова мычать. Но он не обращал внимания. Теперь его член легко скользнул внутрь её меньшей дырочки. Он загнал его на всю длину и не торопился вытаскивать. А у девушки возникло ощущение, какое бывает только тогда, когда очень хочешь в туалет по большому, а толчка рядом нет. И она стала сжимать мышцы ануса, пытаясь выдвинуть оттуда эту живую какашку.

Ему это, похоже, доставляло удовольствие. Лишь минут через пять он начал двигать внутри её попки, которая уже горела изнутри. Теперь девушка желала, чтоб всё это побыстрее закончилось. Она стала двигать попкой навстречу члену, приближая конец этого акта. Ему же это понравилось, и он стал мять её попку, нещадно комкая ягодицы своими грязными лапами, впиваясь в нежный шелк её попки ногтями. Потом он вынул свой член из её попки и снова направил в лоно девушки. Но на этот раз только для того чтобы кончить. Она почувствовала, как вспухли вены на нем, как он завибрировал. Изо рта его вырвался крик, и, одновременно с ним член стал исторгать сперму. Он кончал долго. Девушка успела подумать, что теперь у неё, скорее всего ещё на одну проблему больше. Если только этот козёл не бесплоден. А он вынул свой обмякший конец из её лона, снял трусы с её головы. Она села голой попкой на холодную плитку. Он одевался и смотрел, как тоненькая струйка спермы вытекает между розовых, недавно девственных складочек.

– Ну, вот, – сказал он, опять потерявшись. – Вроде и всё. А?

Потом усмехнулся и пошел на кухню. Она сидела ещё минуты две, приводя в порядок мысли. Потом отклеила пластырь со рта и тоже пошла на кухню.

Он сидел и курил. За окном было уже темно.

– Дай… – сказала она ему тихим голосом.

Он протянул ей пачку, а когда она взяла сигарету, поднёс зажигалку.

За окном пошёл снег. Снежинки падали, издавая свой никому неслышимый, но непомерно громкий (в своём собственном мире, конечно же) звон. Через полчаса такого снегопада всё на улице: и мокрый асфальт, и деревья, не до конца расставшиеся со своими желтыми листьями, и пожухшая, но местами зеленая трава, всё это будет выглядеть так, будто бы на весь мир наложили гигантскую кальку. А пока прохожие шли по улице, стараясь избегать попадания снежинок в рот, нос, глаза. Снегопад усилился. И уже все усилия людей были тщетны. Снежинки, будто сами, залетали людям в глаза. И те падали на свежий снег, хватаясь руками за раздираемые непонятным жжением глаза. А тогда снежинки залетали им в рот, набивались в нос, залепляли уши. И люди, корчась на снегу в предсмертных судорогах, стонали и выли, откашливая кровавый снег…

Imperior. Октябрь 2003